— У них, как тебе известно, отнюдь не с самого начала все складывалось благополучно. Наберись терпения, дорогая, все наши с тобой проблемы тоже скоро уладятся. Завтра поутру я отправлюсь в Рим, чтобы убедить Папу снять с тебя твои обеты и тем узаконить наш союз.

— Симон, как же ты покинешь меня одну? — шептала она поздней ночью, сжимая его руку своими узкими ладонями. — Ведь до моих родов осталось так мало времени!

— Вот потому-то мне и следует торопиться в Рим! Ведь ты не хочешь, чтобы наш ребенок появился на свет вне брака? До моего возвращения здесь останется сэр Рикард де Бург. А кроме того, у тебя есть преданная Бетти. Будь умницей, дорогая, и не теряй мужества!

После отъезда Симона Элинор еще более рьяно занялась замковым хозяйством. Она целыми днями была в гуще всех событий, руководила работами, разрешала споры, отдавала приказания, а по вечерам занималась подсчетом трат и доходов. Лишь это позволяло ей рассеять тревожные мысли и дурные предчувствия, денно и нощно снедавшие ее.

Наступил апрель, за ним пришел май, и Элинор совсем упала духом. Она то обмирала от страха при мысли о том, что с ее ненаглядным Симоном могла приключиться какая-то беда, то принималась беззвучно проклинать его за все несчастья, которые он ей принес.

Де Монтфорту понадобилось немало времени и огромная сумма денег, чтобы получить от его святейшества Папы требуемые документы. Сразу же по завершении своих дел он поспешил домой. Теперь, когда столь сложная проблема была преодолена, он всеми помыслами обратился к Элинор, тревожаясь о ее здоровье. Он был почти уверен, что она еще не разрешилась от бремени, и молитвенно складывал руки при мысли о том, что ребенок, зачатый от него, может оказаться слишком крупным для ее хрупкого тела, и тогда… Он знал немало молодых вдовцов, чьи жены умерли в родах, и заклинал Небо пощадить его Элинор, без которой все его усилия, вся жизнь его теряла смысл.

Когда он спешился у конюшни Кенилворта, навстречу ему выбежала служанка и сообщила то, о чем он каким-то необъяснимым чутьем уже успел догадаться: Элинор вот уже несколько часов мучилась в родах.

Он поспешил в башню Цезаря, перепрыгивая через две ступеньки, и, отстранив толстую повитуху, пытавшуюся преградить ему путь, бросился к кровати, на которой лежала Элинор. Глаза ее были обведены темными кругами, она часто и тяжело дышала, держась исхудавшей рукой за живот.

— Ненаглядная моя! — произнес он, склонясь над ней. — Папа Римский решил дело в нашу пользу. Наш ребенок не будет незаконнорожденным!

— О, благодарение Богу! — прошептала она и выдавила из себя слабую улыбку. —Я всегда знала, что его святейшество не признает мои обеты нерушимыми! Благодарение святому Иуде, свершившему это чудо! А теперь уходи отсюда, дорогой! Я не в силах больше терпеть эти муки и сейчас начну кричать! Иди же! О-о-о!