Светлый фон

– Ты не пригласила меня на танец, – рассмеялся Фолкон.

Джезмин вызывающе откинула голову.

– Такой уродливый болван, как ты, заслуживает того, чтобы весь вечер простоять у стены.

Руки Фолкона, мгновенно взметнувшись, стиснули ее талию, привлекли к широкой груди.

– У меня за пазухой подарок для тебя, – заговорщически прошептал он.

Их глаза встретились, и Джезмин приняла вызов. Ее рука скользнула за вырез дублета, пальцы наткнулись на гладкую кожу мускулистой груди, и Джезмин, охнув, нащупала твердые камни. Алмазы, переливаясь, заискрились радужными каплями, отражая пламенно-красный цвет платья. Джезмин, истинная женщина, восторженно вскрикнув, немедленно надела оба браслета на запястья и потеряла дар речи, когда Фолкон застегнул на ее шее такое же алмазное ожерелье и увлек ее в танце, прежде чем она успела что-то сказать.

– Давай-ка дадим им повод для разговоров, – предложил он и поднял жену высоко в воздух, так что все увидели ее хорошенькие ножки.

Приглашенные буквально обезумели. Эти двое танцевали так, словно между ними было что-то, уносившее их в другой мир, куда никто другой не мог последовать.

После танцев Фолкон, вместе с другими мужчинами, втащил рождественское полено, чтобы в доме весь год были мир, покой и счастье. Друзья обменивались шутками, дружескими тычками, многие уже нетвердо держались на ногах. Раскрасневшаяся Джезмин еще никогда не была столь счастлива. Фолкон вел себя так, словно ухаживал за ней, а какая женщина могла устоять против такого?

«И правда, какая?» – спросила она себя, заметив, как Морганна, в короткой кожаной тунике с большим вырезом, уставилась на сверкающие алмазы и прошипела:

– Счастлива видеть, что вы хоть что-то можете делать вместе и не поссориться.

Но Джезмин не собиралась вновь попасться на удочку.

– Да. Я внезапно обнаружила в себе страсть к танцам, – небрежно бросила она.

– Страсть? – презрительно бросила Морганна.– Тебе неизвестно значение этого слова! – И, оттянув тунику, показала шрам в виде буквы F на груди.– Вот это страсть! Он ставит свое клеймо на то, что воистину ценит, чем владеет, что дорого для него.

Джезмин закрыла глаза. Для нее вечер был окончательно испорчен. Если бы она в самом деле значила что-то для Фолкона, тот давно избавил бы замок от ненавистного присутствия Морганны.

Вернувшийся муж принес Джезмин чашу горячего душистого сидра, но она отстранила его руку.

– Что случилось? – спросил он, тревожно сведя брови.

Оживление на лице Джезмин погасло, она словно удалялась от него.

– Ничего, – сухо обронила Джезмин, – просто очень устала.