— Кстати, тебе прибыло послание, — вспомнила Тина и, поднявшись, принесла письмо. Прочтя его, Рэм удовлетворенно кивнул:

— Джон Дуглас, граф Олбени, отплыл в Шотландию. Если шпионы королевы Маргариты уже успели доложить об этом, Арчи может забеспокоиться. Пожалуй, мне лучше отправиться сразу в Эдинбург.

Тина с притворным вздохом пожаловалась:

— Наши дети станут взрослыми, прежде чем получат христианские имена.

— Ничего, милая, я обещаю, что крестины состоятся, как только я вернусь. И поверь, церемония будет более торжественной и пышной, чем когда-либо в этих местах.

— Ну почему все, имеющее отношение к Дугласам, должно быть торжественным и пышным, хвастливый ты дьявол?

Рэм припал к ее губам.

— Потому что я самый большой и лучший. Разве близнецы не доказательство тому? — спросил он.

Валентина подняла соболиную бровь.

— А я думала, это был мой подарок тебе, негодник этакий!

— Так оно и есть. Бесценный подарок! Я люблю тебя, Тина.

В ожидании возвращения родителей Рейвен тщательно уничтожила все следы пребывания мужчины в своей спальне. Лохань отнесли на место, простыни и полотенца успели постирать, красный цыганский наряд был надежно спрятан, а окровавленная рубашка Хита сожжена. Разумеется, не стоило надеяться, что слуги, особенно миссис Холл, сохранят тайну, но хотя бы ради приличия следовало привести все в порядок. Особенное внимание она уделила своей внешности: выбрала простое платье кремового полотна с длинными рукавами и скромным вырезом, зачесала волосы назад и перевязала их лентой. Зеркало подтвердило, что она добилась цели: оттуда на нее смотрела скорее святая, чем грешница. Оставалось надеяться, что родители это тоже заметят.

Она то и дело выглядывала в окно и, завидев экипаж, сбежала вниз, чтобы встретить родных на пороге. Она полагала, что мать извелась от беспокойства и, увидев Рейвен живой и невредимой, прежде всего обрадуется. Но она ошиблась.

Кейт Карлтон вплыла в двери, как готовый к бою военный корабль.

— Значит, ты дома, такая смирная и невинная, словно монастырская послушница. Удрала, оставив нас на съедение Дейкрам! Бессердечная упрямая эгоистка, не думающая ни о родителях, ни о бедном брошенном женихе! Неужели ты не понимаешь, какому унижению подвергла семью, не говоря уже о Кристофере? Никогда не смогу забыть этого, проживи я хоть сотню лет!

Рейвен пришлось открыть рот, прежде чем остальные родственники успели появиться в передней.

— Прости, что сбежала, не предупредив тебя, мама. Мне ничего другого не оставалось. Я надеялась, что ты меня поймешь, когда я все объясню.