— А, ну это, конечно же, меняет дело, — с непонятными для него интонациями произнесла Ника опуская ложку в кастрюльку.

— Я сказал что-то не то? — уточнил он.

— Все в порядке, — Ника мягким движением поставила перед ним тарелку, — я переживала, что ваша рука может сильно болеть, но теперь вижу, что зря, раз уж вы нашли в себе силы меня успокаивать. Может, мне стоит попросить у вас расписку? Просто я в курсе, что у вас, американцев, на слово верить не принято.

«Она в бешенстве, — сообразил Кайл, — и что мне делать?» Он озадачено отбросил назад волосы и потер шею.

— Если хотите напишу, — он отодвинул тарелку так и не попробовав аппетитно пахнущую еду, — давайте ручку и бумагу.

— А вам не надо посоветоваться с вашими юристами? — Ника села за стол, держа в руках прихватку, — вдруг это чересчур опрометчиво, писать отказ от претензий?

— Согласование с юристами займет много времени.

— Вот как? — в ее голосе снова проскользнула эта же, непонятная, интонация, — ну чтож, тогда пишите.

На стол перед ним легло несколько листов бумаги и простая ручка с синим колпачком. Вот он «бах».

Кайл задумчиво покрутил ее в пальцах, прикидывая, где он ошибся и с чего начать писать.

— Не трудитесь, — пояснила Ника, — по-российским законам вы сможете отсудить возмещение лечения. Если докажете, что вред был существенным. Учитывая, что моя официальная заработная плата составляет около семи тысяч рублей, а отчислять возможно не более половины, то получите вы, примерно, шестьдесят долларов в месяц. Моральный ущерб наши суды обычно не принимают во внимание.

Кайл растерялся.

— Как шестьдесят? — недоуменно спросил он.

— Ну, если хотите, можно и в рублях. Целых три тысячи пятьсот рублей. Вы пишите расписку, — она не удержалась и ехидно хмыкнула, — пишите, я ее загоню по спекулятивной цене вашим фанам.

До Кайла наконец дошло, что эта самая непонятая интонация, как и весь дальнейший диалог, была издевкой. Внутри вскипела обида, не хуже чайника на плите. Он зло отбросил ручку в сторону. И боролся с желанием отодвинуть от себя тарелку, встать из-за стола и уйти как можно дальше. Как-то вдруг оказалось, что Кайл МакГрайз выставил себя подлецом нападающим на слабую, одинокую женщину. Грозящим ей судом. Желание сбежать усилилось.

— Может, просто пообедаем? — примирительно спросила Ника, — пока еда не остыла. Не нужна мне ваша расписка.

Кайл молча взялся за вилку, Ника, тоже молча, пододвинула к нему тарелку с черным хлебом. Он отрицательно мотнул головой.

— Не любите хлеб? — она отломила небольшой кусочек от темного продолговатого ломтя.