Медленно, придерживая себя за основание члена, прижимаюсь к ее входу. Там мокро.

Так офигенно мокро, что ток в поясницу и отдачей в мошонку. Входить в нее осторожно, по миллиметру - это просто пытка. Так туго, что почти больно.

Мы друг к другу - глаза в глаза. Натянутые и заточенные как ножи.

Когда вставляю полностью, до влажного шлепка, малышка со стоном выгибает спину. Вскрикивает. Вены на ее шее натягиваются, артерия пульсирует и светится под кожей, как неон.

Я замираю, жду сигнала, отмашки флажка, чтобы рвануть со старта. Терпение пошло в жопу.

Очкарик переводит дыхание, ловит мой взгляд. Захватывает меня пятками под задницей, толкает к себе.

— Все... хорошо, - улыбается словно пьяная. - Идеально.

Я почти выхожу, но прежде чем стихает ее недовольный всхлип - вставляю снова, уже сильнее и жестче.

Срываю тормоза.

Трахаю ее сильнее, наращиваю темп. Она такая маленькая, что вколачивается телом в пол. Одежда, которая была нашим «матрасом» уже вообще хер знает где.

— Еще, - стонет, уже не вырывая свои руки из моего захвата. Вся растянута подо мной. Как на пыточной доске. Задвигаю бедра, рву тишину ее громким криком.

Долблю ее как ненормальный: сильно, с упором и нажимом.

Терпение рвется, когда она начинает дрожать. Всхлипывает. Судорожно втягивает живот. Вытягивает гортанный стон оргазма, в котором для меня - последняя искра до ядерного взрыва.

Мы кончаем почти в унисон.

Мои последние толчки уже бесконтрольные, нервные и плавные одновременно. Перед глазами все разноцветное, как в мультике.

Расслабляю хватку, и Очкарик пользуется возможностью, обвивая мою шею руками, притягивая к себе.

Упираюсь мокрым лбом ей ключицу.

— Малыш, на хрен нам кровать? - посмеиваюсь устало и расслабленно.

Она, как нашего кота, чешет меня за ухом, и я чувствую беззвучный смех в ее груди.

— Чтобы я сидела там со своим маленьким ноутбуком и писала книги. Все-таки она стоила всего этого.