— Я пришла сюда с господином Ольшевским и никак не могу понять, что Вы ко мне прицепились?

Миллиардер грубо разворачивает меня, слегка отодвигает, продолжая нелепый танец, больше напоминающий борьбу. Мои глаза сверкают словно молнии, его — блестят жестоким, бескомпромиссным блеском. Наши взгляды встречаются, и я вздрагиваю. Чувствую наглые руки, даже через ткань платья. Возможно, мне это только кажется, но по всему телу проходит необъяснимая волна, какая обычно бывает у человека от нехватки кислорода во время первого, долгожданного вздоха. Ощущаю животное влечение, меня притягивает к этому мужчине лёгкими, едва заметными толчками. Увы, тело реагирует на грубое прикосновение, почти что нападение, постороннего мужчины раньше, чем включается разум. Я хватаю воздух ртом. Во мне пробуждается желание! Я хочу его! Циничного, самодовольного говнюка с огромным счетом в банке. Но ему об этом знать не обязательно.

— Виктор работает на меня, — хозяин вечера прерывает обмен взглядами между нами. — Но я не слепой. Вы виляли задницей передо мной, затем переключились на рыбешку помельче.

— Господи, какое самомнение, — высвобождаю руку и, дергая ткань, вытаскиваю подол из-под подошв его шикарных туфель. — Мы с Виктором отлично проводим время. Не Вам, Руслан Владимирович, решать кто, с кем и куда ходит.

Наконец-то он отпускает. Делаю спасительный шаг назад. Он смотрит прямо на меня. Все еще слишком близко. Дыхание перехватывает, и в животе зарождается непростительный, предательский трепет. Шизоидную химию между нами можно пощупать руками, она трещит и искрится. Думаю, Полянский это тоже чувствует, поэтому и смотрит с прищуром, не сулящим для меня ничего хорошего.

— Я выведу Вас на чистую воду! — зло шипит он.

Беру себя в руки. Ласково ему улыбаюсь, показывая, что зла на него не держу, но Полянский продолжает смотреть выжидающе, я бы даже сказала безжалостно. Ищет подвох в моих действиях.

Мы оба отшатываемся, когда становится слышен голос Виктора.

— Спасибо, что присмотрел за моей спутницей, — широко раскинув руки, возвращается друг Полянского.

Его добродушный голос, так сильно отличается от ядовитого хрипа, услышанного мной только что. Полянский тут же отходит, засовывая руки в карманы шикарных брюк. Ткань настолько дорогая, что переливается на свету мерцающих ламп.

А я отворачиваюсь и шумно дышу, пытаясь успокоить прыгающее в груди сердце. Кроме необъяснимого логикой страстного влечения, которое Полянский внушает мне, присутствие его возбуждает не менее сильной степени другое чувство — страх. Струнный квартет начинает новую партию, классическое вступление на мгновение оглушает, и я смотрю на мерцающий огонь канделябров на столах. Гости в шикарных нарядах приступают к десерту, Виктор шепчет мне комплементы, а я сжимаю зубы от отчаянья.