И не просто понимала — я знала, что он прав.
Стиснув его чёрные волосы, я силилась осмыслить это понимание и его значение.
— Нет, — сказал он.
На несколько долгих секунд я забыла обо всём, пока мы целовались.
Он вкладывал так много света в свой язык, что я полностью отдалась ему. Я не могла переживать о чём-либо, о других светах, которые наблюдали за нами. Их присутствие лишь усиливало то импульсивное желание, делало его агрессивным, иррациональным, исключающим любые компромиссы…
Это вновь вызвало порыв использовать телекинез.
Я чувствовала, как Ревик притягивает меня, притягивает это желание, но меня пугала агрессивность собственного света. Она пугала меня настолько, что я вновь стала отстраняться из его объятий.
Я противилась его словам в своём сознании, даже когда он вновь поцеловал меня.
Я чувствовала в нём боль, когда он ощущал мой страх и представлял меня несчастной в случае, если что-то пойдёт не так. Сквозь него я увидела кадр того, как могла бы выглядеть комната, если я потеряю контроль, если он позволит себе потерять контроль со мной. Переломанные кости. Ушибы плоти и внутренних органов. Как минимум кто-то один ударится о стену слишком сильно, и не той частью тела…
— Прекрати, — сказал Ревик.
Поначалу его голос был низким бормотанием, раздававшимся где-то у моей шеи.
Когда моя боль ухудшилась, он стиснул меня крепче, прижимая к себе. Я видела образы, мелькавшие в его сознании — мы вместе, я с другими людьми. Та его боль тоже усилилась. Боль от Китая. То, что он увидел, и как это было больно.
Что он представлял себе.
Раздражение в нём нарастало, становясь ожесточённым.
— Прекрати, — повторил он жёстче, резче. — Прекрати это. Немедленно!
Я почувствовала, как другие света в комнате отреагировали, заискрив от него, от нас обоих. В некоторых из них я ощущала страх из-за интенсивности, нараставшей в структурах над его головой.