Я кивнула, а про себя тихо вздохнула, потому что наступает неприятная часть моей счастливой и спокойной жизни.

— Конечно, Виктор Михайлович. Я буду приглядывать и за вами, и за Анной Дмитриевной.

— Умница, — Кёлер встал и направился в душ, чтобы подготовиться к банкету.

***

Я привыкла к окружению состоятельных людей, еще когда ухаживала за Анной Дмитриевной. Увы, тогда мне тоже приходилось делать вид, что я не высококвалифицированная медсестра, а личный ассистент. Вроде бы ерунда, но если с клиентом приходится находиться почти круглосуточно, вынужденно наблюдать за балом фальши и лицемерия— работа начинает давить и изматывать психологически. Хотя стоит отдать Анне Дмитриевне должное — вокруг нее «акул» меньше всего. Умеет она чувствовать людей.

Тем не менее, сейчас я вновь притворяюсь не собой, держу при себе пухлый ежедневник и помпезную кожаную папку с дорогой ручкой, чтобы издалека всем было понятно — я личная помощница. И не дай Бог проколоться: мой контракт с Виктором Михайловичем строг настолько, насколько же и выгоден. Подопечный боится, что кто-то узнает про его личную медсестру, и указал в договоре даже мельчайшие подробности моей жизни. Ну да ладно, перетерплю. Зато смогу накопить хорошую подушку безопасности, помочь маме и сестре…

Кёлер отнюдь не самодур, просто жизнь такая. Приходится в мире бизнеса быть решительным, сильным, здоровым. Стоит конкурентам прознать, что у соперника пошатнулось здоровье — мертвой хваткой вцепятся «в горло» и не дадут покоя, поэтому на настоящем месте работы я нахожусь в бессрочном отпуске за свой счет, а зарплата начисляется бухгалтерией фирмы Кёлера. Виктор Михайлович готов на все, лишь бы никто не узнал его маленький секрет.

Сегодня моя задача состоит в том, чтобы быть рядом, присматривать за Анной Дмитриевной и улучить время, чтобы сделать главное — укол Кёлеру. Массаж же — просто ширма на случай, если кто-то рискнет вломиться во время процедуры. Так что, подхватив свою увесистую папку, внутри которой плитка горького бельгийского шоколада, я присела рядом с Анной Дмитриевной.

— Очень строгое платье, Верочка. Тебе всего двадцать пять, ты красива и умна, — тут же завела она «старую песню», — а прячешься за одеждой старой девы.

— Старые девы не носят костюмы от Хьюго Босс, — напомнила я.

— Но сейчас на тебе какой-то рыночный позор, — озорно улыбнулась Анна Дмитриевна. — Это при том, что я лично послала тебе платье.

— Ярко-красное, оголяющее всю спину до самой ягодичной «извилины», — закатила я глаза.

— Роковое. Для красивой девушки! Чтобы, увидев тебя, мужчины потеряли разум.