Эмма стащила с головы парик, и ее ярко-рыжие локоны рассыпались по плечам.

– Ну вот, теперь я уже чувствую себя намного лучше, – с удовлетворением произнесла она, опускаясь на кровать рядом с Белл.

Если Боттомли чувствовал себя усталым, когда прибыл в Уэстонберт, то, добравшись до городского дома Алекса тремя часами позже, он был уже в полном изнеможении.

Поднявшись по ступеням парадного крыльца, он изо всей силы забарабанил в дверь, и Смидерз почти тут же ему открыл.

– Покупки, – сообщил дворецкий величественно, – доставляют к черному ходу.

Прежде чем Смидерз захлопнул дверь, Боттомли все же успел произнести:

– Я здесь по совсем другой причине…

– Обращение по поводу работы тоже…

Взгляд Смидерза становился все более холодным.

– Закрой пасть! – взревел Боттомли, потеряв терпение. – Я работаю на его светлость в Уэстонберте, и речь идет о ее светлости. Она в опасности, ее кузину похитили. Мне нужно немедленно найти его светлость. – Боттомли тяжело оперся о дверной косяк: он с трудом держался на ногах.

– Но герцога здесь нет, – встревоженно ответил Смидерз.

– Как? Мне сказали, что он уехал в Лондон…

– Именно, но… Его просто нет дома, поскольку он поехал в «Уайтс». Вот адрес.

Через тридцать секунд Боттомли снова оказался в седле и после краткой передышки почувствовал себя еще более усталым, чем прежде. «Уайтс» он нашел довольно быстро, но швейцар, дежуривший у двери, отказался его впускать.

– Ты не понимаешь, – увещевал его Боттомли. – Это особый случай. Мне немедленно нужно видеть его светлость.

– Не членам клуба вход воспрещен, – не уступал швейцар, и тут Боттомли схватил наглеца за отвороты ливреи.

– Если тебе дорога жизнь, шевели мозгами. Мне немедленно надо увидеть герцога Эшборна, ты понял?

Швейцар побледнел.

– Я могу послать за ним, если вы подождете…