– Ты сумасшедшая, я тебе говорила? Не могу поверить, что ты решила изменить почти все в благотворительном ужине за неделю до его проведения, – заявляет Амелия, садясь на стул напротив.

Сколько я себя помнила, благотворительный ужин всегда был на одну тему – белая классика: белые скатерти, белые украшения, белые тарелки и тихий джаз.

– Знаю. Но у меня такое чувство, что в этом году нужно провести все иначе. Это может быть наш последний ужин, и если это так, я хочу уйти с шумом, – отвечаю я, подписываю последнюю бумагу и подвигаю стопку к Амелии, чтобы она отправила их по факсу в соответствующие компании.

– И это никак не связано с твоим разговором с Эвереттом на прошлой неделе. Ага. Конечно, – смеется она.

Я не только рассказала Амелии о разговоре с Эвереттом у костра, но и призналась кое в чем еще. Точнее, в том, что не просто запала на Эверетта, когда была младше, а как отчаянно его любила. Я рассказала обо всех желаниях, что загадывала за годы, рассказала, как растеряна теперь, когда он дома. Амелия была потрясена, это точно. С первого дня знакомства она была за Эйдена, и вот теперь, к моему удивлению и раздражению, вдруг изменила мнение.

«Может, она и права. Может, я и решила внести изменения в ужин после нашего разговора у костра. Не важно. Хотеть сделать что-то особенное для друга, который вернулся домой, и с которым не виделась четыре года – это не безумие. Верно?»