Он косо улыбнулся и я узнала в нем того мучителя, что был мне близко знаком.

— Люблю, — выпалила я, будто назло.

— Правда? — спросил он, округлив глаза, и неловко поправил шапку. Его чертенок снова куда-то пропал. — Скажи, что это не потому, что я привязал тебя.

— Привязал?

— Я хотел, чтобы ты была только моей.

Меня осенило. Связав все воедино, я, запрокинув голову, тяжело выдохнула.

— Ты все это специально делал, да?

— Да. — ответил он. Я всю ночь вчера думал об этом. О том, к чему в итоге это привело.

— Ты всего-то разрушил мою жизнь.

— Я знаю, — Игнат тоже запрокинул голову на сиденье. — Я знаю, — повторил он.

— Зачем?

— Я люблю тебя! — торопясь произнес он.

Я покосила на него взгляд. Воцарилось неловкое молчание. Мимо промчалась заниженная девятка, а за ней машина дорожной патрульной службы.

— Я люблю тебя, с первого курса люблю. Как только увидел, голову потерял — нарушил он тишину. — Но ты меня не любишь. Это не любовь. Ты не полюбила меня тогда, и если бы я вел себя иначе, ты бы на меня и не позарилась. Я заставил тебя влюбиться. Привязал. Я читал, что это лучший способ — сначала короновать, потом обесценить.

— Дурак, — прошептала я, и устало опустила голову.

Я хотела ответить ему хоть что-то, но горшочек не желал варить.

— Пойдем в квартиру, — сказал он и заглушил мотор. — Если хочешь, я открою тебе и уеду в гостиницу или в машине перекантуюсь.

— Угу, — ответила я. — Идем. Только не уезжай никуда.

Мы, молча, поднялись на лифте. А потом перед моим взором открылась скромная однушка с диванчиком, шкафом, столом и настольной лампой.

Игнат ушел вниз, чтобы поднять свои вещи. А я — на кухню. Холодильник был отключен и соответственно пуст, но в шкафу болталась упаковка пакетированного чая.