Сказать?

Моя страсть к Тимуру превратила меня в Ксюшу. В ту самую детку, какой я была целых пять лет назад. Никто, кроме Тима такого не мог бы сделать. Он, как вирус, давно отравил мою кровь. Излечения не будет. Лекарства не существует. Все, что мне остается, - плавиться от любви.

От восторга. От жажды. От тяги к его телу...

Я больна? Я здорова?

Я слишком его...

Хочу.

***

Замерев у окна и вглядываясь в серую хмарь, я с тоской наблюдала за тем, как дождь барабанит в стекла. Шторм обрушился на столицу двадцать минут назад, и все это время стихия терзала город. Потоки воды неслись по разбитым карнизам вниз, гулким эхом кромсая пустоту непогожей ночи. Октябрьский жестокий ветер срывал с деревьев листву, охапками мокрых хлопьев, швыряя ее на крыши.

Мой обреченный взгляд, как магнитом, тянулся к огням фонарей, едва различимым под плотной вуалью капель. Слабый их свет проникал сквозь ажурную ткань, причудливой вязью ложась на пустой подоконник. Одиноко стоящая в его центре чашка, как прима на сцене театра, сияла глянцевой краской своих боков.

Прислонившись плечом к распахнутой настежь створке, я то ловила ладонью острые капли дождя, то грела озябшие пальцы о теплый бокал с чаем. Каждый глубокий вдох приносил в мои легкие едва различимый, горчащий, флер пьяной вишни в ликере.

Уютное сочетание для промерзшей насквозь меня.

- Ты не простынешь, Ксюш? - взволнованный голос Тимура раздался у меня за спиной, и сонный мужчина появился в дверном проеме. Его отражение в мокром оконном стекле протянуло ко мне ладони. - Лучше иди сюда.

Все же проснулся, значит. А ведь я, уходя из гостиной, всерьез полагала, что Тим до утра проспит на моем диване. Приклеив к губам невиннейшую улыбку, я небрежно кивнула парню.

- С пробуждением, соня.