Но и в школе личная жизнь как-то начинала меняться. То ли влияние весны, то ли что-то еще случилось со всеми нами. Но многие мои одноклассницы ходили какие-то печальные, и, не ошибусь, сказав, что все они влюбленные (может, даже дуры). Одноклассники притихли - не цеплялись к нам, и было понятно, что и их головы затуманила любовь. Даже Инга как-то изменилась, но, как бы я не пыталась выведать у подруги правду, та ничего не говорила. Мне оставалось только переживать.

Глеб изменил ко мне свое отношение. С нашего последнего разговора он совершенно изменился: общался со мной гораздо лучше, чем прежде, не хамил и не грубил, не напоминал о той ссоре, и даже всячески помогал: начиная от одолжения пишущей ручки и заканчивая списанным домашним заданием. Это, конечно, радовало, но одновременно и напрягало. Такой Глеб был мне совершенно неизвестен, и я, понятное дело, всячески сторонилась его общения.

Только чудесный женский праздник восьмое марта нас немного сблизил, потому что на школьном мероприятии в этот день мы оба были назначены ведущими. Участники говорили, что мы - чудесная пара. Быстро разобрались в словах и чудесно смотримся на сцене. Я, как всегда, отшучивалась, Глеб просто молчал. Улыбался и молчал. Кто бы знал, как в этот момент меня раздражали его снисходительные улыбки.

Его мысли казались круговоротом чего-то неизведанного. И это еще говорят, что женскую логику понять невозможно? Да мужская куда сложнее и многослойнее нашей, удивительно простой. Его задумчивый угрюмый вид, когда он стоит где-нибудь в сторонке, совсем не вязался с образом парня-клоуна, когда мы оба репетировали на сцене свои слова. Он мог шутить, подпевать и даже пританцовывать, подкалывать ребят и хихикать надо мной, но при этом я очень четко понимала, что в его душе не то настроение, а куда более пессимистичнее, чем он пытается показать.

Но на одной из репетиций мы остались совсем одни. Участники куда-то разбежались, учителя резко понадобились своим ученикам в классах, а нас в итоге оставили в концертном зале, со словами: 'Репетируйте. Не шумите. Мы в вас верим'.

Спасибо, конечно, но я на такое не подписывалась. Мне вообще верить нельзя.

Мы молчали. Репетировать не хотелось, обменявшись парой фраз, разговор как-то сошел на нет, толком и не начавшись. Я пользовалась моментом и смотрела на Глеба, пытаясь понять, что же все-таки сейчас не так. Почему наше прежнее грубое фривольное общение нравилось мне куда больше, чем то, что творилось сейчас? Почему тихий не пристающий ко мне с глупостями парень невероятно отталкивал?