— Скажите, сколько ему лет на этом фото? — Не удержалась я.

— Не знаю, — Елизавета неуверенно пожала плечами и бросила взгляд на настенные часы. — Это наша свадьба… двенадцать лет назад…

— А есть более ранние снимки Петра? — Подошла и уселась напротив нее на диван.

Женщина выпрямилась, недоверчиво оглядела обоих.

— Просто у нас возникла такая идея. — Вступил Артем, усаживаясь рядом со мной. — Сделать что-то вроде… — Взмахнул руками, изображая. — Петр в юности… стоит у подножия утеса… задумчивый взгляд, мечты о преобразовании родного края, большие планы… и вот он вырос и смог осуществить то, что дано не каждому мальчишке из небольшого поселка. Как вам?

— Я не знаю… — Елизавета принялась комкать руками край фартука. — У него не осталось таких фотографий… Из детства…

— Почему? — Спросила, не собираясь и притрагиваться к чашке.

— Ну… — Она заметно побледнела. — Рос в детдоме… Сложное детство…

— Так это ведь тоже отличный материал для статьи. — Взглянула на Артема и вернулась к растерянной хозяйке дома. — Надеюсь, он нам расскажет поподробнее, как вернется. Хорошее получится интервью. Скажите, а как вы с ним познакомились?

Елизавета больше не улыбалась. Отрывисто выдохнула и гневно нахмурилась.

— Какое это отношение имеет к статье? Или к тому, чем он занимается? — Развела руками. — Не совсем понимаю.

Ее пальцы задрожали.

— Мы собираем матери… — начал Гринев, но я положила свою ладонь на его, заставив оборвать фразу на полуслове.

— Петр Кулагин — не тот, за кого выдает себя. — Сказала тихо, не отрывая от нее глаз. Внимательно наблюдала за реакцией. — Настоящее имя этого человека — Николай Астафьевич Комаров. Вы это знали?

Кажется, она вдруг начала задыхаться. Застыла, ловя ртом воздух и теряя над собой всякий контроль. Схватилась за сердце, когда вся кровь в организме разом отлила от ее лица, придав щекам мертвенной бледности, а затем прилила обратно с новой силой, заставив густо покраснеть. Закрыла лицо правой рукой, а левой нащупала подлокотник кресла и ухватилась за него.

Мы не двигались. Ждали.

Елизавета ничего не спрашивала, не говорила, что мы ошибаемся, и такого не может быть. Она все знала. И поэтому просто тихо всхлипывала, навалившись на спинку кресла. Услышанное поразило ее настолько, что женщина даже не пыталась скрыть шоковое состояние за маской гнева или безразличия.

— Я… не знала, как его зовут… — Выдавила она, теперь наклоняясь вперед и тяжело дыша. — Не знала…

Медленно подняла на нас взгляд, полный слез, и покачала головой.

— А что вы знали, Елизавета? — Спросила ее твердо. — Говорите. Мы все равно спросим у него самого.