Егорка с трудом приподнялся и стал дуть на молоко, отхлебывать из кружки маленькими глотками. Пока он пил, на лбу его выступила испарина.
– Видишь, уже потеть стал, – довольно сказала Лада, – значит, дело на поправку пошло.
– Он только заболел, какая поправка? – укоризненно сказала Йасмин. – Надо за
– Обойдемся без шарлатанов, – сказала Лада. Ему пропотеть надо как следует, а такая хворь, лечи, не лечи, за неделю проходит. Принеси лучше ему еще одно одеяло.
Пока Йасмин ходила за одеялом, Лада заставила брата допить молоко, переодеть нательную рубаху, укрыться вторым одеялом. И Егорка заснул сном, который больше походил на беспамятство.
– Может, все-таки сходить за врачом? – повторила Йасмин.
– Нет, – твердо сказала Лада, – никаких врачей. От них все равно никакого толка. Придет, либо кровь начнет отворять, либо затянет песню о том, что Лукман [169] велел лечить горячее холодом и наоборот. Раз у него жар, то посоветует обортывать мокрой простыней.
– А ты откуда все это знаешь?
– Мужа моего покойного так лечили, атабека, насмотрелась.
– А-а.
– Или ты считаешь, что раз я была рабыней…
– Нет, – быстро сказала Йасмин, – я так не считаю.
Но Ладу уже было не остановить.
– Если хочешь знать, то все мусульманские владыки были рождены от рабынь. Да, представь себе. Все Ил-Дениз, дед Узбека, великий атабек Ил-дениз, вообще был сам рабом. Но дело не в этом.
Лада надолго замолчала, видно было, что какая-то мысль не дает ей покоя.
– А в чем? – спросила Йасмин.
– Дело в том, что разбойники ищут Егорку, наверное, убить хотят, и, видимо нас с тобой они тоже убьют. Они сейчас стоят напротив наших ворот. А до сих пор мы живы только потому, что дождь смыл крестик с ворот. Что будем делать? Еще и Егорка заболел.
– Может быть, они уже ушли? – предположила Йасмин.
– Ну, пойди, посмотри.