— Охренеть, — хмыкнул он, почти физически ощущая, как удивление сменяется чем-то сродни отчаянному пофигизму. Видимо, только так мозг мог здраво воспринимать полученную информацию. — Роми говорила, что не помнит своего прошлого. Так что, может, когда-то давно у неё были муж, семья, дети. А я… Нет, охренеть, конечно.

Алэй рассмеялся.

— Когда всё грохнулось к чертям, ей было двадцать пять лунных лет. Её мать была среди тех, кто проводил эксперимент, кто разбирался как, что, когда, с кем… Роми с детства знала, что с ней будет дальше, так что серьёзные отношения исключались, как и потомство. Привести с собой в программу ещё и мужа с детьми было невозможно. — Алэй замолчал, встретился с Аданом взглядом. — Теперь она всё помнит.

— Что значит «теперь помнит»?

— Вот уже два месяца, как вспомнила. Она нашла капсулы памяти. Та пещера, в которую вы с ней угодили… — он помолчал. — Наверное, и тут стоит начать с самого начала. Атради пережили трансформацию дважды. Первый раз, когда в ходе эксперимента превратились из обычных доа в бессмертных и стали доани, второй— когда нашли выход из «клетки», куда их заперло Содружество. Одним из обязательных условий процесса было полное очищение сознания с помощью Плеши. Они обнулили себя, изъяли собственные личности, оставили только набор базовых способностей, чтобы, проснувшись уже после трансформации, суметь вернуть себе память, которую загрузили в специальные капсулы. Но что-то пошло не так. То ли очнулись не там, то ли очистили себя недостаточно, то ли ещё что. Теперь, благодаря вам, у них появился шанс стать собой.

— Собой? — тупо переспросил Адан, чувствуя, что пофигизм сдаёт позиции, радушно предлагая разуму осмыслить услышанное. — Это как?

— Прости, плохо выразился. Я имел в виду восстановить собственные воспоминания.

— За все тридцать тысяч лет?!

— Нет. Всего за три тысячи. Или чуть больше. Ровно столько, сколько они прожили в изгнании, пока не нашли выход. Плюс то, что было до. В случае Роми— двадцать пять лет жизни, как доа. Три тысячи— как доани. То, что происходило последние двадцать семь тысяч лет, осталось в её памяти прежним. Может быть, чуть померкло, потому что первая жизнь теперь кажется ей ближе, ярче. Накладывается, затмевает многое. Но не всё, конечно. Я понимаю, звучит странно, — Алэй помолчал. — У неё всё время болит голова, и я не знаю, как ей помочь.

— Обычные таблетки, надо думать, в таких случаях не помогают. — Адан задумчиво покусал нижнюю губу. — Я бы порекомендовал Миру. Ты лучше меня знаешь об её способностях.