Идя к дому, я не поднимаю головы, пока не добираюсь до ступенек, глупо надеясь избежать воспоминаний о Бринн, когда поднимаюсь на крыльцо. Но она…

Везде.

Я вижу её в кресле-качалке, обнаженную под одеялом, с чашкой чая в руках, когда солнце встаёт над Катадин. Я вижу, как она уютно устроилась у меня на коленях, её волосы щекочут мне шею, когда мы вместе смотрим на закат. Я слышу её вздох, когда ловлю на себе её взгляд, пока рублю дрова, и облизывание её губ, чтобы сказать мне, что она хочет ещё один поцелуй.

Я открываю дверь и вхожу внутрь, и вот она снова смотрит «Площадку» рядом со мной на диване, идёт босиком по гостиной, её маленькие ножки мягко ступают по ковру. Она на кухне, моет посуду, жарит форель, пойманную в ручье, и поворачивается ко мне от плиты, чтобы улыбнуться. Она выбирает книгу с полок под окном, прыгает в мои объятия, чтобы покрыть моё лицо поцелуями, и она… она… она…

Нигде.

Сдавленный всхлип вырывается из моего горла, и я хватаю первое, что вижу, — деревянную трость деда, прислонённую к входной двери, и набрасываюсь на комнату. Я разбиваю маленькие безделушки, принадлежавшие моей матери, опрокидываю ногой кофейный столик. Я швыряю лампу и книги в твёрдом переплёте в оконные стёкла, пока они не разбиваются, а затем размельчаю большие куски стекла в крошечные осколки, ударяя по ним тростью. Я шествую на кухню и бросаю стулья в шкафы, уничтожая и то, и другое. Поднимаю стол и швыряю его в гостиную, наблюдая, как две ножки отламываются, когда он грохается на перевернутый кофейный столик.

Я ненавижу этот дом, где прятался большую часть своей жизни.

Он никогда не будет домом снова.

Задыхаясь от напряжения, я отшвыриваю от себя трость и упираюсь руками в раковину, склонив голову, когда отчаянный, пронзительный звук поднимается из моего горла. Моё тело сотрясается от такой глубокой и полной скорби, что я не могу придумать ни одной причины, чтобы продолжать жить.

Бринн везде.

Бринн нигде.

Я потерян.

Глава 33

Бринн