Кровь была на его губах, подбородке и шее.

Она стекала по огромной груди и каменному прессу, впитываясь в то единственное, во что он был облачен. Даже его волосы, словно посыпанные пеплом и собранные в хвост за спиной, стали алыми от того неимоверного количества крови, которую он пролил, ворвавшись в мирное утро людей, которые ничего не подозревали и поэтому не смогли спастись.

Он шел ко мне не торопясь, переводя взгляд с меня на волка и обратно, словно что-то решал для себя, остановившись слишком близко, чтобы не услышать, как колотиться мое сердце, даже если я выпрямляла плечи и вытягивала спину прямо до нервной дрожи и полного онемения.

— Зачем остановилась?..

Я содрогнулась всем телом от звука его голоса.

Низкий, хриплый, рычащий.

Он говорил так, словно ему было больно это делать.

А я старалась просто дышать, даже если колючий ком встал в горле при мысли о том, что на его теле была кровь моего отца и ни в чем неповинного брата, тело которого этот монстр волок за собой по льду, грязи и полу, удерживая за одну ногу….потому что второй не было, а его внутренности волочились следом, словно лохмотья кровавой рубашки.

Но как было не думать об агонии отца и рыданиях мамы, если это произошло так недавно, что слезы паники еще не успели высохнуть на мох ресницах?

Это все было чудовищно! Бесчеловечно! Несправедливо!

И вот я стояла перед ним — жестоким убийцей всех, кого я так сильно любила, проклиная его всей своей раздавленной и разорванной в клочья душой, вынужденная терпеть и держаться из последних сил.

— Разве тебе не сказали бежать от меня, что есть силы?

Я перевела взгляд на его лицо, словно высеченное из камня — с широкими скулами, впалыми заросшими щетиной щеками, отчего низ лица казался почти квадратным; упрямой линией подбородка с едва заметной ямочкой и этими жуткими немыслимыми глазами цвета бледного солнца, зрачок в которых то сокращался, то чуть увеличивался в такт его сердцебиению.

— Зачем спрашиваешь, если все слышал сам? — бросила я резко, вскидывая голову и стараясь казаться бесстрашной княжной, даже если все внутри меня сжималось в тугой комок, и приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть в ненавистное лицо.

Он усмехнулся, показывая ряд белых зубов с двумя клыками, как бывает только у диких зверей.

И не просто у зверей, а у хищников.

Его взгляд снова остановился на мне, когда монстр стал рассматривать меня неспеша и с мрачным интересом, словно не успел сделать этого в тот момент, когда держал меня над полом за шею, сдавливая своей ручищей и только чудом не задушив сразу.