Светлый фон

Женщина всхлипнула, грязь на ее щеках прочертили светлые дорожки. Энт не выдержал.

— Я встречал таких, — бросил он в повисшую тишину. — Может, и меня сжечь? Рыжий тоже знает, что к чему, вот и подумайте — привел бы он домой смерть?

То, что об этом знает и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать — Энт, Рыжий и князь.

Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор.

Энт поймал взгляд шатуньи — благодарный и умоляющий. Она видела в нем защитника. Энт отвернулся. Женщина ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.

По-звериному втягивая воздух, князь молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.

— Он не будет обузой, — тихо начала женщина. — Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет — тоже будет работать, а пока может развлекать. Он поет и танцует…

Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…

— Я решил, — заговорил князь.

Лицо женщины побелело, руки опустились.

— Первую неделю шатунья живет у меня, затем по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.

В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой выиграют. А женщина? Для нее это не милость, не уступка, это каторга — жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться — племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут — из тех, что совсем жизнью не дорожат.

— Выродка поселим в одной из клеток, ключи у ловцов. — Князь опустил взор на шатунью. — После работы можешь навещать, убирать и кормить.

«После работы!» Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к расположенным на окраине клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар — нескончаемым.

А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!

Женщина понимала все. Она смотрела на ребенка, на умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.

Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.

 

Уснуть не получалось. Мысли наглыми насекомыми лезли в голову и покусывали изнутри. Главный вопрос в любом деле — «Поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. И не давала покоя улыбка на лице, обращенном к сыну-уроду. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.