Я знала, что ее слова предназначались не мне. Я протянула руку и вывела Нолу вперед.
– Она просит у тебя прощения. Прости ее, чтобы она могла двигаться дальше.
Нола посмотрела в угол комнаты, откуда Бонни наблюдала за нами:
– Я чувствую ее. Не вижу, но чувствую.
Бонни подошла ближе и поцеловала Нолу в макушку, как только что на моих глазах это сделал Джек.
Нола подняла глаза. На ее губах возникла легкая улыбка. К ее мокрой, зареванной щеке прилипла прядь темных волос, и я осторожно ее убрала. Мой живот как будто слегка вздулся. На меня накатилась волна уверенности, и мне подумалось, что, возможно, это грядущее материнство прояснило все превратности судьбы.
Я обняла Нолу.
– Ты чувствуешь ее любовь – любовь матери. Она никогда не умрет. Даже когда она уйдет насовсем, ты всегда будешь чувствовать ее рядом с собой. Но здесь дел у нее больше нет. Она знает, что тебя любят, что о тебе заботятся и, самое главное, что ты нашла то, что она оставила тебе в наследство. Пришло время ее отпустить.
Нола продолжала смотреть прямо перед собой, как будто она действительно видела Бонни.
– Она меня слышит?
Я кивнула. Она снова повернулась к углу, где стояла Бонни:
– Я была так зла на тебя. Но теперь я все понимаю. Только зря ты мне не рассказала сама. Я бы что-нибудь придумала для нас обеих, но ты не дала мне такого шанса.
Я притянула Нолу к себе и обняла. Свет Бонни укутал нас обеих, как мерцающий кокон.
– Она просит у тебя прощения и говорит, что всегда будет тебя любить.
– Я тоже тебя люблю, мама. Всегда любила. – Нола крепко зажмурилась. – И я прощаю тебя. Честное слово. Даже если я еще долго буду на тебя злиться, я все равно прощаю тебя.
Свет сделался ярче, отделяясь от Бонни и превращаясь в высокий, от пола до потолка, столб, как будто где-то, в царстве ослепительного света, приоткрылась дверь. Бонни посмотрела на меня. В ее глазах застыл вопрос.