Целовать по утрам оказалось весьма неудобно. Но чертовски приятно. К тому же после сна Сергеева была очаровательна – забавно растрепанные волосы, заспанные глаза, чуть приоткрытые губы.

Или всем влюбленным их девушки кажутся прекрасными всегда? Впрочем, мне было плевать. Я просто любовался ею.

Все воскресенье мы провели вместе, не отходя друг от друга ни на шаг. И до меня не сразу дошло, что Дашка все-таки выбрала меня, а не его.

Она действительно любила меня.

Я говорил, что у меня было много девушек? Нет, я не был отчаянным ловеласом, меняющим девчонок как перчатки. Просто так получалось, что они висли на мне. Я честно давал понять, что не нуждаюсь в серьезных отношениях, но кого-то это не смущало, а кто-то думал, что сможет переубедить меня. Так вот. Девушек у меня было достаточно. И свиданий. И секса. Я ни на что не жаловался. Но только с Дашкой у меня срывало голову от самых простых прикосновений. Я с нетерпением ждал наших встреч – как наркоман дозу. Постоянно переписывался с ней или говорил по телефону, явно раздражая всех окружающих.

Я жил ею. Я дышал ею. Я хотел сделать для нее все, что она захочет.

Я очень любил ее.

Те чувства, что я всю жизнь прятал, все-таки победили меня – вырвались наружу и разожгли огни в сердце.

Никогда ни одна девушка не давала мне ощущения такого счастья. Серотонин, наверное, в моей крови просто зашкаливал. И дофамин – тоже. Доходило до того, что я мог переписываться с Дашкой ночью, заявить, что хочу ее поцеловать, и идти на лестничную площадку. Или приводил с собой на лекцию, хотя раньше считал это полнейшим зашкваром.

Мы официально стали встречаться. Влад Савицкий остался где-то в стороне, поняв, что ему ничего не светит. А я все так же не мог понять, где видел его морду раньше. Никто из друзей его не помнил. И мне уже начало казаться, что я ошибся.

«Я не могу без нее. Все время о ней думаю. Начинаю скучать через несколько минут после расставания. Мне кажется, что я болен», – писал я единственному человеку, которому мог искренне рассказать о чувствах. Единственному другу-девушке, Каролине. Не знаю, почему так сложилось, но мы до сих пор общались.

«Эта болезнь называется любовь, – отвечала она. – Ты счастлив?»

«Наверное, – печатал я. – Ты ведь была влюблена, верно? Ты чувствовала то же самое?»

«Да, наверное. Но сейчас осталась лишь глухая тоска. Знаешь, Дан, неразделенная любовь – это ужасно больно».

Я знал, что у Каролины был какой-то парень, с которым у нее не сложилось. Она сказала, что летом он ее бросил. Разлюбил. Помнится, тогда я записал ей голосовое сообщение, в котором говорил, что если ее бывший обидел ее, я приеду и серьезно с ним поговорю. Серьезно. Она мне как сестра. И никто не имеет права делать ей больно. Каролина лишь посмеялась – по-доброму. И сказала, что ценит меня за мои порывы.