– За любовь?

Они легонько чокнулись, выпили по глотку и стали целоваться. Не отпуская ее губы из плена, Алёша забрал у Нади стакан, отставил его. Прижал ее к себе, стал неистово гладить и ласкать ее тело, не стесняясь прикасаться к запретным прежде местам. Вот его руки проникли под шелковую ткань, прошлись по спине, огладили бедра. У Нади темнело в глазах, она даже не заметила, как оказалась лежащей на кровати, уже без сорочки, под абсолютно голым мужем. От одного ощущения тяжести его тела на себе хотелось стонать от удовольствия. Надя гладила его голову, шею, плечи, спину – неловко и неумело, как ей казалось, но он урчал от возбуждения, и когда это взаимное возбуждение достигло предела, Алёша вдруг отстранился, сел. Надя чуть не заплакала от разочарования, но в следующее мгновение увидела в его руках маленький блестящий квадратный пакетик.

– Что это? – спросила она прерывающимся голосом.

– Это защита.

Надя положила руку на пакетик:

– Не надо...

– Нет, надо. Надя, не спорь со мной. Нам рано заводить ребенка. Нужно быть благоразумными.

– Ты слишком, безобразно благоразумен.

– Благоразумия не бывает слишком много.

– Как выясняется, бывает. Ну хорошо, – она резким движением выхватила пакетик из его рук и бросила его на постель возле подушки. – Если ты так хочешь, будем благоразумны. Но сначала... пожалуйста, сделай это так... совсем немного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алёша возбужденно выдохнул, на секунду зажмурился, а потом лег на нее, шепча:

– Что ты делаешь со мной, искусительница? Ты сводишь меня с ума...

Надин живот скручивало до боли, ей отчаянно хотелось почувствовать его внутри себя, но Алёша, кажется, решил еще немного ее помучить: стал целовать губы, шею, ключицы, грудь. Надя стонала и выгибалась, шепотом умоляя его не тянуть, но пытка все длилась и длилась, заставляя ее сгорать в огне желания, пока Алёша внезапно не простонал ей на ушко:

– Все, больше не могу... – и легко скользнул в нее, наполнив собой, сорвав стон долгожданного облегчения с ее губ.

– Тебе больно? – обеспокоенно прошептал он, замерев на полудвижении.

– Нет, нет, мне очень хорошо, пожалуйста, не останавливайся! Пожалуйста...

И он задвигался. Тяжело, протяжно, глубоко, явно сдерживаясь и дрожа всем телом.

– Надя, Наденька... Любимая моя...

– Да, Алёша, милый мой, продолжай, мне очень хорошо, я... люблю тебя... Я твоя... навсегда... только твоя...