Светлый фон

– Знаю, – перебил его, смахнув с плеча одинокий тополиный лист. Дождь продолжал капать, впитываясь в черную ткань пиджака и оставляя на рубашке тонике водяные полоски. – Но сейчас я хочу, чтобы вы ее нарушили. Ждите меня здесь. Вернусь через несколько минут.

Больше он не спорил. Никита Сергеевич был отличным профессионалом, за что я его безгранично ценил и уважал, но это был один из тех случаев, когда ему пришлось смириться. Хозяин – барин, как говорится.

Могила родителей встретила меня привычной тишиной, от которой лопаются барабанные перепонки. В такие моменты начинаю думать, что оглох или контужен. Красивые гранитные изваяния, изумрудный газон и цветы. Много цветов. Белые. Другие цвета не вписывались в общий ансамбль, да и не могли отразить всей моей душевной боли. Почему принято считать, что цвет скорби – черный? Никогда не мог этого понять. Для меня смерть всегда имела два оттенка – это белый и красный. Ледяная кожа покойника и алая кровь… Страшное, ужасное зрелище.

– Я пришел, – поставив корзину, провел кончиками пальцев по гранитной плите. Ощупал изящную гравировку с именем матери, а мысленно представлял, что касаюсь ее руки. На секунду даже почувствовал тепло кожи, будто она действительно была жива. Жгучие соленые слезы обожгли глаза, выступили сквозь, крепко сжатые, веки и маленькими каплями повисли на ресницах. – Простите, что так поздно…

Слова, которые последние несколько дней преследовали меня по ночам и эхом звучали в ушах, вдруг забылись. Боль размазала их, превратила в бессмысленный глупый лепет, не способный отразить истинных порывов души и сердца.

Раньше, я приходил сюда только ради матери. Мне не составляло большого труда игнорировать могилу отца, словно ее никогда и не было. Слишком долго мы с ним враждовали, сколько ядовитых слов друг другу сказали. Разве такое способно забыться? Сын, существование которого игнорировалось долгие и долгие годы, не мог плакать у надгробия отца, чье сердце перестало чувствовать еще при жизни. Я похоронил свою любовь к нему еще задолго до его собственных похорон, вычеркнул ненавистного человека из сердца и заставил себя забыть. Тогда, мне это казалось единственным и справедливым отмщением за маму. Я знал, что она умерла из-за него. Это его постоянные измены и жестокость подкосили ее, и без того, слабое здоровье. Любящее сердце не выдержало предательства и разорвалось на части, превратившись в кусочки мертвого льда. И я возненавидел. Сильно, люто, до безумия. Мне было необходимо найти для себя виновника в ее смерти, объект своей ненависти, и я это сделал.