Джейк хочет, чтобы я с ним дрался. Он ждет, что я буду умолять и просить его освободить ее. Однако отпускать Сильвер для него не вариант. Он не оставляет мне выбора.
— И что? И что ты сделаешь, ублюдок? Ты собираешься наброситься или…
Звук выстрела оглушает. Отдача бьет вверх по моей руке, ударяя в плечо, подбрасывая мою руку вверх. Монти говорил, что у такого пистолета будет очень сильный удар, но шок от неожиданной силы почти выбивает меня из равновесия.
Джейкоб хмурится, смущение портит его самодовольное выражение лица. Он смотрит вниз на свою грудь, как раз когда первая лента алой крови спускается вниз по его рубашке.
— Ты... ты подстрелил... — он поднимает голову, его кожа белая, как простыня, а затем шатается, протягивая руку, чтобы не упасть.
Я не теряю больше ни секунды. Я слышу глухой удар, когда Джейкоб падает на пол, но не задерживаюсь, чтобы посмотреть. Я бросаюсь к Сильвер, хватаю ее за талию, не утруждая себя попытками найти что-нибудь достаточно острое, чтобы срезать веревку. Поднимаю ее, веревка ослабевает, но петля удавки все еще прочно закреплена на столбе ее горла.
Бл*дь, бл*дь, бл*дь!
Я держу ее одной рукой, а другой дергаю и дергаю за петлю, и постепенно она начинает освобождаться.
А затем она начинает дышать, делая хриплый, болезненный вдох, от которого мне хочется упасть на колени и плакать слезами облегчения.
— Алекс? — Сильвер смотрит мне в глаза, и на мгновение мне кажется, что все будет хорошо. А потом ее прекрасные голубые глаза закатываются назад, спина выгибается, и она начинает задыхаться.
— Нет. Нет, нет, нет, нет, нет. — Используя все свои силы, я срываю петлю с ее шеи и стягиваю ее через голову, отбрасывая прочь. Сильвер сильно дрожит в моих руках, когда я несу ее мимо распростертого тела Джейкоба, лежащего на полу. Я стараюсь быть как можно осторожнее, когда кладу ее на доски, чтобы она не ударилась головой.
— Ты подстрелил... меня, — задыхается Джейкоб. — Ты, мать твою, подстрелил меня.
— В живот, — напоминаю я ему сквозь зубы. — Тебе лучше надеяться, что она не умрет, иначе я выстрелю тебе прямо между глаз, ублюдок.
— Мой отец...
Она все еще дрожит, ее тело дрожит, видны белки глаз. Я опускаю свое лицо к ее лицу, располагая свою щеку перед ее ртом, ожидая почувствовать хоть что-то. Подождите, да, вот оно. Неглубоко, неровно... но она дышит. По крайней мере, она дышит. Облегчение проходит через меня, но оно смягчается страхом. Судороги не прекращаются; кажется, они становятся все хуже.