— Нет. Сказала, что вернулась, потому что вымокла. Но он мне не поверил. С тех пор он все время подозревает, что мы встречаемся…

Стройная фигура Ханны застыла на носу лодки. Она говорила как будто о чем-то совсем постороннем.

— Когда, например?

— Например, когда он в последний раз ходил на «Лебеде» в Трондхейм, а ты часто оставался в Страндстедете, потому что помогал старому доктору.

— Ханна! Это же безумие! Я поговорю с ним.

— Это ничего не даст.

— Что он тебе сказал?

Она пригнула голову к коленям. Уголки губ у нее опустились. Она глотнула, словно хотела проглотить что-то угрожавшее нарушить покой.

— Что ты, как женский доктор, должен удалить то, что сам же посеял. Он не желает видеть этого ребенка в своем доме.

— Так и сказал?

Она не ответила.

— Он не может так думать. Он только…

Вениамин замолчал, потому что Ханна стала расстегивать пальто и разматывать платки.

«Ей этого не вынести, — подумал он, — и во всем виноват я!»

— Не надо, Ханна. Холодно! — крикнул он.

Но она продолжала раздеваться, лицо у нее было безумное, глаза прищурены.

— Ханна! Перестань!

Он бросился на нос лодки, чтобы помешать ей. Как только он выпустил из рук руль, лодка изменила курс и накренилась. Ему пришлось вернуться на корму и выровнять лодку.

Наконец он поднял глаза: Ханна сидела с обнаженной грудью и шеей. Вениамин задохнулся.

На шее и на одной груди у нее темнел засохший рубец, окруженный черно-желтыми разводами.