— Нет, мэм, — отвечает Луис, вытягиваясь, как солдат, по стойке «смирно».
— Какие-то еще гадости вылетят из твоего
— Нет, мэм, — отвечает второй солдат.
— А ты, Алехандро? — Ее глаза сузились в щелки.
— Что? Я пытался их разнять, — говорю я невинно и улыбаюсь своей неотразимой улыбкой.
Мама брызгает водой мне в лицо.
— Это за то, что не разнял раньше. А теперь все одевайтесь и позавтракайте перед школой.
Вот и все, что я получаю за свою неотразимую улыбку.
— Все равно ты нас любишь, — кричу я ей вслед.
Быстро приняв душ, я оборачиваю полотенце вокруг талии и возвращаюсь в комнату. И вижу Луиса с моей банданой на голове — в этот миг во мне все сжимается. Я сдергиваю с него бандану.
— Не трогай ее, Луис.
— Почему? — спрашивает он. Невинные карие глаза.
Для Луиса это бандана. Для меня это символ того, чего больше не будет.
Как, черт побери, мне объяснить это одиннадцатилетнему ребенку? Он знает, кто я такой. Не секрет, что это цвета банды «Мексиканская кровь». Из-за расплаты и мести я оказался там, откуда теперь нет выхода. Но я скорее умру, чем втяну туда братьев.
Я сжимаю бандану в кулаке.
— Луис, не трогай мои шмотки. Особенно вещи с символами банды.
— Мне нравятся красный и черный.
Только этого мне не хватало.
— Если я когда-нибудь поймаю тебя с этим снова, ты будешь сине-желтый — от синяков, — замечаю я. — Понял, братец?