Он возвращается с темно-красным шерстяным пледом в руках. За ним бежит женщина в халате.

О, Господи! Ирочка. Что произошло!?

Утечка газа, - отвечает ей мужчина, по-видимому, ее муж.

Она жива? Она будет жить?

Я вздрагиваю и опять сжимаю руку Иры, ощущая, как под пальцами слабо бьется ее пульс.

Замолчи, дура! Не каркай!– осаживает ее мужчина. – А вот и скорая, - обращается уже мягче ко мне.

Доктор – лысеющий мужчина с саквояжем в руке – и немолодая медсестра абсолютно бесстрастно начинаю осмотр. Он слушает ее дыхание и сердце, она измеряет давление.

Как долго она находилась в помещении, заполненном газом?

Не знаю. Полчаса. Я не знаю! Когда я уходил, не было никакого запаха. Вернулся минут через тридцать - сорок, может быть раньше. Я не запомнил точного времени. Я не знаю… - понимаю, что начинаю повторяться, поэтому заставляю себя заткнуться.

Ире надевают кислородную маску и просят помочь переложить на носилки.

Как она?

Хорошо, что не начались судороги и не произошло остановки дыхания. Повреждения ЦНС станут известными, когда она придет в себя. А сейчас едем в больницу.

Я говорю, что поеду за ними, и прошу соседа присмотреть за домом. Скоро сюда приедут газовщики.

Не помню, как вел машину, как добрался в больницу. Очнулся я только тогда, когда какой-то врач остановил меня перед входом в отделение реанимации, преградив путь.

Подождите здесь. Вам туда нельзя.

Как она?

Выйдет ее доктор и все вам расскажет.

Если необходимы какие-то лекарства, скажите мне сейчас. Если с ней что-то случится из-за того, что ей не смогли дать необходимое…

Успокойтесь. Ожидайте здесь. Вам все скажут.

Ожидание – худшее, что может быть в отделении реанимации. Я хватаюсь за голову, оттягивая волосы назад. Что, если она умрет? Если я не успел?