— Боже мой, — шепотом сказал Таиб. — А я ничего этого не знал.

Он провел рукой по лицу, и я увидела, как его мокрые пальцы блестят в лучах солнца.

— Мы потеряли почти две тысячи человек, но власти заявили, что число погибших не превышает шестидесяти. Те из нас, кто избежал этой участи, сформировали объединение. Мы подали формальный протест старым колониальным властям, но Франция отвернулась от нас. Французы слишком глубоко увязли в своих делишках с поставщиками нефти и урана и не хотели совать нос в разборки, даже когда ООН приняла нашу сторону. Подчиняясь дипломатическому давлению, правительство Нигера провело судебное разбирательство, но это был всего лишь обман, фарс. Когда главный палач в Чин-Табарадене давал показания, он хвастался, как своими руками задушил какого-то старика, а публика, сидевшая в зале суда, смеялась. Мы пытались использовать дипломатические каналы, но бесполезно. Нашей последней и окончательной надеждой стало прямое действие. Несколько лет я руководил повстанческой группировкой в горах, но наши рейды для противника были лишь комариными укусами. — Он глубоко, протяжно вздохнул и продолжил: — С тех пор бывали и перемирия, которые постоянно нарушались, и соглашения о прекращении огня, и попытки ассимиляции, но в сущности ничего не изменилось. Теперь я пытаюсь делать все, что в моих скудных силах, чтобы помочь моему народу и донести информацию о его положении до мировой общественности. — Феннек снова повернулся и долго смотрел мне в глаза. — Так вот, может быть, теперь вы, Изабель Треслов-Фосетт, хоть немного поймете, зачем я делаю все это, и проявите снисхождение к моим грубым методам.

Под впечатлением его рассказа, разрываемая собственными переживаниями, я не выдержала и расплакалась. По сравнению с мрачной историей туарегского народа мои несчастья казались мизерными, но в то же самое время почему-то огромными, всепоглощающими. В моей душе будто поднялась громадная волна сочувствия и понимания.

Мои слезы смутили Феннека. Он отвернулся и вдруг снова посмотрел на меня, но не в глаза, а куда-то в район груди. Я невольно протянула руку и поняла, что на моей рубашке расстегнулась пуговица.

Как только я попыталась застегнуть ее, чтобы не демонстрировать свои прелести, Феннек одной рукой схватил меня за плечо, другой вцепился в амулет и спросил:

— Откуда это у вас? — Глаза предводителя туарегов гневно сверкали, он повернулся к Таибу. — Вы сняли амулет с тела умершей женщины, которую похоронили?

— Конечно нет! — крикнул Таиб, явно шокированный таким предположением. — Он принадлежит Изабель. Расскажите ему, Иззи.