Светлый фон

Она прошла пешком куда большее расстояние, осталось совсем немного. Наверняка по пути и Такамат сыщется. Но на душе Мариаты было тяжело. Вместе с верблюдицей они пережили много трудностей, больно было бы ее потерять.

Она сняла покрывало и только собралась соорудить из него перевязь, в которой понесет ребенка, как вдруг услышала шаги. Женщина обернулась и увидела троих мужчин на верблюдах, ведущих на поводу четвертого. Это была ее Такамат! Она хотела бежать с холма к ним навстречу, но сразу опомнилась. Это люди кель-тамашек: лица их закрыты. Нехорошо бежать к ним, она не какая-нибудь сумасшедшая или нищенка. Тем более что они явно не из простых туарегов, поскольку сидят на крупных белых мехари, за спинами их винтовки, сбоку висят традиционные такуба.[76] Всадники, освещенные неяркими солнечными лучами, неторопливо приближались к ней. Как они красивы, какое это прекрасное зрелище! Мариата села у входа в могильник и ждала, когда они приблизятся.

Старший выехал вперед, не отрывая глаз от матери с ребенком на руках, лицо которой, озаренное солнцем, сияло от радости.

Он смотрел на нее очень долго и вдруг заговорил:

— Жалкая мавританская кляча вряд ли компенсирует мне потерю двух мехари, которых ты украла, но я забираю ее в качестве первого взноса в счет долга. А уж о том, как взять с тебя остальное, я подумаю.

Если бы Мариате сейчас всадили холодное лезвие прямо в живот, то боль вряд ли ощущалась бы острее. Сердце ее забилось тяжело и неровно, замирая и снова срываясь с места. Дыхание перехватило так, что все слова застряли в гортани.

Три всадника спешились и направились прямо к ней. Самый высокий с отвращением смотрел на спеленатого младенца.

— А этого червяка можешь закопать в землю, там ему место, — сказал Росси, сын Бахеди. — Он больше тебе не понадобится.

 

Она яростно защищалась, вопила, кусалась и царапалась, но против нее было трое сильных мужчин. Как Мариата ни сопротивлялась, ее вытащили из могильника, скрутили, как застреленную газель, погрузили на спину Такамат и куда-то повезли. Первые три сотни ярдов Мариата кричала, звала ребенка, но, когда ей стало ясно, что возвращаться никто не собирается, она усилием воли заставила себя сосредоточиться и запоминать каждый шаг на пути, любой камень и травинку, мимо которых они шли. Женщина старалась запомнить каждый поворот, обращала внимание на характер песка, на рисунок, оставленный на нем ветром, на тени. Месяцы, проведенные в пустыне, научили ее многому, но больше всего — терпению и стойкости.

 

Подъехав к стоянке племени, Росси сбросил ее на землю, как куль с рисом, постоял, о чем-то раздумывая, потом улыбнулся и заявил: