– Разве они прилетают не навсегда?

– Холодные ветры правды могут спугнуть их с насиженных мест, милорд.

Король смеется. Епископ же молча наливается яростью.

– А в каком еще цвете ты могла бы себе его представить? – спрашивает король.

Я отваживаюсь на смелый шаг, вдохновленная его смехом. Я поворачиваюсь к нему и шепчу:

– Вам не кажется, что его милости пошел бы красный цвет?

Красный – это цвет кардиналов. Если б Гардинер смог вернуть королевство назад, в объятия Рима, папа немедленно наградил бы его кардинальским званием.

Генрих разражается настоящим хохотом.

– Екатерина, да у тебя язык острее, чем у Уилла! Что скажешь, Стефан? Хочется красную шапку-то?

Губы Стефана Гардинера плотно поджаты.

– Мы говорим о серьезных вещах, – наконец выдавливает он из себя. – Не подходящих для шуток над ними. Как и для дамских ушей. И для жен.

– Он прав, – вдруг говорит король неожиданно усталым голосом. – Мы должны позволить нашему другу защитить Церковь от ереси и насмешек, Кейт. Речь идет о моей Церкви, а она – не повод для споров и шуток. Важнее ее ничего нет.

– Разумеется, – нежно говорю я. – Разумеется, милорд. Я бы сама просила доброго епископа допросить людей, которые противятся вашим реформам. Сами же реформы сомнению и вопросам не подлежат. Епископ не может ожидать от нас отхождения от вашего понимания веры, к прежним дням Церкви, когда он еще не был ее главой.

– Он не станет этого делать, – коротко отвечает король.

– Часовни…

– Не сейчас, Екатерина, я устал.

– Вашему Величеству необходимо отдохнуть, – тут же отзываюсь я, вставая со стула и целуя его влажный от пота лоб. – Вы ляжете сейчас?

– Да, – отвечает Генрих. – Все могут идти, – он удерживает мои холодные пальцы в своей горячей руке. – А ты приходи попозже.

Я стараюсь не бросать победных взглядов на Стефана Гардинера, этот раунд остается за мной.

* * *