Скверная брачная ночь сменилась унылым брачным утром. Как назло, родня Дэниела весь день безотрывно торчала в доме. Нам с Дэниелом оставалось лишь пригасить наши желания, поскольку еще пара ночей прошли так же, как и та.

Через несколько дней я научилась лежать под мужем неподвижно, словно бревно, а он научился получать удовольствие молча и быстро. Прошло еще несколько недель, и наши любовные слияния стали совсем редкими. Та головокружительная ночь на палубе корабля казалась недостижимым счастьем. Увы, мы не могли предаваться любви ни на морском берегу, ни в поле. А дома нас всегда ожидали четыре пары любопытных женских ушей.

Я начала ненавидеть себя за то, что вообще испытываю плотские желания к мужу. Ведь каждый скрип кровати, каждый вздох, каждый звук поцелуя — все это сразу же улавливалось и потом придирчиво обсуждалось свекровью и золовками. Мне было ненавистно, что четыре женщины лезут туда, где им совершенно нечего делать, вторгаются в мир, принадлежащий только нам двоим. Как-то утром, после ночи нашего торопливого и молчаливого слияния, когда Дэниел спускался вниз, я заметила довольную ухмылку на лице его матери. Она смотрела на сына так, как крестьянин смотрел бы на племенного быка или жеребца. Ночью мы старались вести себя очень тихо, но я не удержалась и слегка вскрикнула от наслаждения. Миссис Карпентер явно слышала этот крик и обрадовалась. Как же! Ее сын «сделал свое мужское дело». Я для нее была не более чем коровой, которая вскоре должна принести приплод. Ей было не до моих чувств. Она гордилась тем, что устроила жизнь сыну, и теперь у него, как у всех добропорядочных людей, есть своя семья.

После этого я перестала спускаться вниз вместе с Дэниелом. Мне было противно смотреть на любопытные лица его сестер и ловить их немые вопросы: «Ну как, у вас сегодня было это?» Иногда я вставала раньше всех и шла на кухню разжигать очаг и готовить завтрак, а иногда специально валялась в постели и ждала, когда Дэниел позавтракает и уйдет.

— А ты все не можешь оставить свои придворные привычки? — однажды язвительно спросила Мэри. — Наверное, во дворце завтракали не раньше полудня?

Миссис Карпентер махнула рукой, требуя от дочери закрыть рот.

— Не приставай к Ханне. Ей нужно отдохнуть.

Я удивленно взглянула на свекровь, не поверив своим ушам. В первый раз миссис Карпентер встала на мою сторону, оборвав язвительное замечание Мэри. Вскоре я догадалась: она защищала не меня, Ханну. Она защищала даже не жену Дэниела, хотя все, что принадлежало Дэниелу и было связано с ним, всегда воспринималось с восторгом и гордостью. Миссис Карпентер милостиво позволяла мне отдыхать, надеясь на мою беременность. Она жаждала внука — еще одного мужчину для Дома Израилева, маленького продолжателя рода Дизраэли. И если ребенок родится скоро, пока у нее еще достаточно сил, она будет воспитывать его, как своего сына. Она нависнет над ним заботливой наседкой, она постарается как можно раньше вдолбить в его головку свои представления о жизни и потом будет с гордостью говорить: «Это малыш моего сына. Вы ведь знаете моего сына? Да, он — врач, и очень успешный».