Герберт Грейси доволен, а то, что говорит Бесс, похоже на правду.
– Тогда я должен просить прощения за вторжение и покинуть вас.
Он улыбается мне.
– Я обещал, что это займет всего минуту.
– Но вы должны поесть! – настаивает Бесс.
– Нет, я должен идти. Мой хозяин сразу же ждет меня обратно. Я должен был только убедиться в том, о чем вы мне любезно рассказали, взять под стражу имеющих к этому отношение и доставить их в Лондон. Благодарю вас за гостеприимство.
Он кланяется Бесс, кланяется мне, поворачивается и уходит. Мы слышим, как его сапоги для верховой езды стучат по каменным ступеням, и только потом понимаем, что нам ничто не грозит. Мы даже не дошли до галереи, допрос произошел на лестнице. Все началось и закончилось в мгновение.
Мы с Бесс смотрим друг на друга, словно над нашим садом пронеслась буря, уничтожившая все цветы, и не знаем, что сказать.
– Что ж, – говорит она с притворной легкостью, – значит, все хорошо.
Она поворачивается, чтобы оставить меня, вернуться к своим делам, словно ничего не случилось, словно она не встречалась с заговорщиками в моем доме, не вступала в сговор с моими слугами и не пережила допрос, учиненный одним из агентов Сесила.
– Бесс! – окликаю я ее.
Выходит слишком громко и слишком резко.
Она сразу останавливается и поворачивается ко мне.
– Милорд?
– Бесс, скажи мне. Скажи мне правду.
Выражение ее лица не мягче камня.
– Все, как ты рассказала, или ты думала, что заговор может пойти дальше? Ты думала, что королеву можно соблазнить, чтобы она дала согласие на побег, и ты бы выслала ее с этими людьми, подвергнув опасности, а возможно, и на смерть? Хотя ты знала, что она должна просто подождать здесь, чтобы ее вернули на престол и возвратили ей счастье? Бесс, ты думала поймать ее в ловушку и уничтожить в те последние дни, что она в твоей власти?
Она смотрит на меня, словно совсем меня не любит, словно никогда не любила.
– С чего бы мне хотеть ее уничтожить? – холодно спрашивает она. – С чего бы желать ей смерти? Разве она мне чем-то навредила? Разве она меня чего-то лишила?
– Ничего, клянусь, она не навредила тебе, она ничего у тебя не отняла.