– Чего ты хочешь?

– Ничего! – неловко отвечает она. – Только поговорить.

Я поднимаю голову от бумаг, которые просматривал. Управляющий настоял, чтобы я на них взглянул. Это длинные списки долгов, деньги, которые мы заняли, чтобы содержать королеву, и выплатить их нужно будет на будущий год. Я не знаю, как я их заплачу; разве что продав землю. Я прикрываю их листом бумаги, чтобы их не видела Бесс, нет смысла и ее еще волновать, и медленно поднимаюсь.

– Я не хотела тебя беспокоить, – извиняется она.

Мы все время друг перед другом извиняемся в последнее время. Ходим на цыпочках, словно в доме кто-то умер. Наше счастье умерло, и в этом тоже виноват я.

– Ты меня не беспокоишь, – отвечаю я. – Что у тебя?

– Хочу сказать, что мне очень жаль, но мы не сможет открыть в это Рождество дом, – поспешно произносит она. – Мы не сможем накормить всех арендаторов и их семьи, и всех слуг не накормим. Не в этом году.

– Денег нет?

Она кивает.

– Денег нет.

Я пытаюсь рассмеяться, но получается плохо.

– Да сколько там оно может стоить? Наверняка в сокровищнице у нас хватит и денег, и тарелок, чтобы выставить обед и эль нашим людям?

– Уже много месяцев не хватает.

– Занимать, думаю, ты уже пробовала?

– Я заняла все, что могла, в округе. Я уже заложила землю. По полной стоимости ее больше не берут, начинают сомневаться, что мы расплатимся. Если положение не улучшится, нам придется отправиться к лондонским ювелирам и предложить им тарелки.

Я морщусь.

– Только не имущество моей семьи, – возражаю я, думая, как тарелки с моим гербом расплавят как лом.

Я думаю о ювелирах, взвешивающих серебряные столовые приборы, видящих мой герб и смеющихся над тем, что я до такого дошел.

– Нет, конечно, нет. Сперва продадим мои вещи, – ровным голосом отвечает она.

– Прости, – говорю я. – Тебе лучше сказать управляющему, чтобы передал арендаторам, что в этом году на обед они прийти не смогут. Может быть, на будущий год.