Я чувствую, как леденею при мысли о том, что ей грозит.

– Вы не обвините следом и ее? Вы не позволите Сесилу ее обвинить?

Королева качает головой.

– Она королева. Она не подчиняется моим законам, если только я не узнаю, что она затевала заговор с целью меня убить. Нет доказательств, что она посягала на мою жизнь. Другое обвинение против нее выдвинуть нельзя.

– Если бы ее можно было освободить…

– Она никогда не выйдет на свободу, – напрямик отвечает королева. – Такова наименьшая цена ее заговора с Ридольфи. Шотландцы теперь не захотят ее возвращения, даже если бы я их умоляла, а отпустить ее в никуда я не могу. Она показала, что она мне враг. Я буду вечно держать ее в заключении.

– В Тауэре?

Лицо, обращенное ко мне, непроницаемо, как у василиска.

– Я оставлю ее с вами до конца ее дней, – отвечает она. – Это будет и вашим, и ее наказанием.

Я на неверных ногах выхожу из ее приемной, прежде чем она придумает для меня проклятие страшнее, и возвращаюсь в лондонский дом. Спать я не могу. Я встаю с постели и брожу по тихим улицам. Кругом никого, кроме шлюх и шпионов, а ни те, ни другие меня нынче ночью не беспокоят.

Я дохожу до Тауэра. Толстые стены чернеют на фоне серебряной тихой реки, и тут я вижу, что вниз по течению тихо движется королевский корабль, с подвязанным для секретности штандартом. Королеве сегодня тоже не спится.

Корабль тихо входит в водные ворота, куда она однажды сама прибыла как предатель, где плакала под дождем и говорила, что дальше не пойдет. Я подхожу к решетчатой калитке в стене, привратник узнает меня и впускает. Я стою, словно призрак, в тени стены и вижу, как королева тихо входит в Тауэр. Она пришла увидеться с герцогом, со своим кузеном, с ближайшим своим родственником, накануне его смерти. Я даже не сомневаюсь, что она его помилует. Никто не сможет отправить Томаса Говарда на смерть, увидев его унижение, увидев, как от боли покрылось морщинами его красивое лицо; но возле самой двери его камеры она вдруг поворачивает назад. Она не может его видеть; она решила провести ночь под одной с ним крышей – он в своей камере, она в королевских покоях. Он даже не узнает, что она здесь, что она разделяет его мучение. Она знает, что он не спит: молится и готовится к смерти на рассвете, пишет детям, просит их беречь друг друга. Он не подозревает, что она так близко к нему, пока он готовится к смерти по ее приказу. Но она совсем рядом, не может спать, как и он, ждет рассвета, глядя в окна того же здания, слушая, как шелестит по крыше легкий дождь. Бог знает, о чем она думает; ее должно терзать сомнение, раз она решилась на подобное бдение рядом с Говардом.