Его тревожило то, что он исчерпал свой счет в банке, чтобы немедленно уплатить за акции — он даже не знал хорошенько, какого именно предприятия, — купленные для него странствующим агентом. Казалось бы, все так просто: выписать на имя гг. Шарк[54] и К⁰ чек на двести фунтов и через две недели получить от них чек на две тысячи. Септимус только удивлялся, почему другие не пытаются разбогатеть таким же простым и легким путем. А может быть, те, кто ухитряется иметь большую семью с полудюжиной дочерей и автомобиль, именно так и поступают? Но когда «акула» в каких-то непонятных ему выражениях предупредила, что если он не пришлет новый чек на двести-триста фунтов, то первоначальный взнос пропадет, и когда затем эти деньги также бесследно исчезли в прожорливой акульей пасти, а банк, где держал деньги Септимус, сообщил, что его текущий счет исчерпан, он начал догадываться: видимо, те, кто позволяет себе иметь много дочек и автомобиль, добывают средства к существованию как-нибудь иначе. Эта потеря не лишила нашего героя сна — его представления о ценности денег были такими же смутными, как и понятия о воспитании грудных младенцев, — но он издавал книгу за свой счет и огорчался, что нельзя будет сразу же расплатиться с типографией.

В доме миссис Олдрив все было почти так, как он предполагал. Зора, сидя на диване, заваленном железнодорожными путеводителями и расписаниями движения океанских пароходов, советовалась с ним относительно кругосветного путешествия; миссис Олдрив учила его готовить яичницу, требуя, чтобы он в точности передал рецепт Вигглсвику, хотя Септимус и признался ей, что единственную яичницу, изготовленную Вигглсвиком, они потом употребляли в качестве ручки от кастрюли. Только Эмми не болтала; она сидела в углу, рассеянно перелистывая книгу и, по-видимому, нисколько не интересуясь общим разговором. Когда ее спрашивали, что с ней, она ссылалась на головную боль и недомогание. Лицо у нее было совсем больное, бледное, измученное, и видеть печальным это личико было необычайно грустно.

Когда миссис Олдрив ушла к себе, а Зора отправилась в свою комнату за атласом, Септимус и Эмми на минуту остались одни.

— Я так огорчен, что у вас болит голова, — сочувственно сказал ей Септимус. — Вы бы лучше легли в постель.

— Ненавижу постель! И спать не могу, — был ответ. — Не обращайте на меня внимания. Мне очень жаль, что я сегодня такая плохая собеседница. — Она поднялась со своего места. — Вам, наверно, скучно со мной? Тогда я лучше уйду, как вы советуете, — уберусь отсюда. — И Эмми стремительно метнулась к двери. Септимус перехватил ее на полдороге.