Откуда-то из пустоты возник одинокий эвкалипт с редкой листвой, серой от пыли. Он подвел ее к дереву и, осторожно вытянув свои пальцы из ее ладони, помог присесть. Когда он снял с пояса помятую походную флягу и положил у ног девочки, руки его дрожали, а глаза слезились. Перед тем как уйти, он провел руками по редеющим волосам и сложил их на затылке. Она видела, что плечи его поникли, а ноги подрагивают, как будто он в любой миг готов был упасть на колени. Девочка следила за тем, как уменьшалась, отдаляясь, его фигура, пока не превратилась в темную точку на горизонте, а в следующий момент словно испарилась в призрачно колеблющемся воздухе.

Слабость… Слабость… Слабость… Желудок сжался от спазма, но во рту было слишком сухо. Девочка взяла флягу. Внутри волнами глухо перекатывалась вода. Она попыталась открыть ее, как это делал отец, но маленькие пальчики были скользкими от пота. Она пробовала снова и снова, горло ее судорожно сжималось. В конце концов она сдалась и прижала флягу к животу. Он сам откроет ее. Она откинула голову и прислонилась к гладкой коре. Он откроет ее. Девочка покорно застыла, и жаркое солнце вместе с приступами жажды наконец убаюкали ее, она задремала.

Мухи носились тучей, касаясь ее ресниц и удовлетворенно жужжа на влажной от пота коже. Вздрогнув, она проснулась и начала бить себя руками по лицу и одежде. Затем оглянулась, ища глазами отца. Она запаниковала, к горлу подступил комок, и она постаралась проглотить его. Отгоняя страх, она уставилась на свои ноги, несколько раз стукнув ими друг о друга и наблюдая за тем, как оседают поднятые облачка пыли. Ветки дерева, почти не дававшие тени, вяло застыли – никакого намека на ветер или хотя бы движение воздуха, никакой надежды на облегчение.

Постепенно небо из синего стало розовым, а облака окрасились в лиловый цвет. Все краски темнели, и ей очень хотелось это остановить. По телу поползли мурашки. Глаза ее мучительно вглядывались вдаль в поисках отца. Расширенные зрачки выискивали точку, которая должна была расти и удлиняться. В ушах пульсировала кровь. На глазах ее выступили слезы, потекли по щекам и солеными каплями коснулись губ – драгоценная влага. В игре света в сумерках поросль акации превращалась в контуры собак, а ветки деревьев – в тянущиеся к ней руки. Темнота наступала, захватывая пейзаж и вытесняя из него свет.

Она уткнулась лицом в колени, стараясь не обращать внимания на пульсирующий в голове ужас.

– Папа? – прошептала она, и нотки страха в голосе оборвали последние ниточки ее контроля над собой. Она вскочила на ноги, отчаянно вглядываясь в темноту. – Папа? Папа! – Она задыхалась, голос звучал хрипло, превратив слова в заунывный стон. – Папа!