Ведь это так?

А потом Наоми снова заговорила, и ее голос был мягким и деликатным, словно она убеждала меня открыться ей.

– Я не упоминала о предсмертной записке твоей сестры, но я знаю, что ты читала ее. Твои родители рассказали мне об этом. Она лежала рядом с ней, когда она… когда ты… – Она откашлялась. – Когда ты нашла ее. Твоя мама сказала мне, что ты держала ее в руке. Но ты не хотела говорить об этом. Я думаю…

Да, Наоми. Скажи мне, что ты думаешь. Скажи мне, как я должна горевать, и самое главное, скажи мне, как мне рассказать правду о самом страшном дне моей жизни. Скажи мне это, пожалуйста.

Я была в ярости, но ни одно из этих слов не произнесла вслух. Я сидела, как статуя, отвернувшись, и на моем лице было обычное каменное выражение.

Да, некоторые раны стали затягиваться. Да, внешне я вела себя, как нормальная. Моя жизнь изменилась. Она не стала лучше. Я не могла сказать, что мне стало лучше без моей сестры. Но это было совсем другое.

Были дни, когда я чувствовала себя хорошо. Были дни, когда я была уверена, что наконец смогу быть счастлива. Были дни, когда я чувствовала себя сильнее, чем прежде. Но были и дни, когда мне так не хватало Уиллоу, что мне хотелось свернуться в клубочек и расплакаться. Были дни, когда пустота внутри меня болела так нестерпимо, что я была уверена, что на самом деле потеряла легкое, или печень, или половину сердца. В такие дни я понимала, какую невыносимую боль испытывала она.

Но было все еще одно, чего никто не знал. Кроме Уиллоу.

Из-за этого временами я думала, будто нахожусь в параллельном мире. Если я буду думать об этом, мой мир рухнет. И я не знала, как я смогу жить после этого. Но я должна была сегодня рассказать все об этом.

Десять месяцев занятий с психотерапевтом. Почти год после смерти Уиллоу.

Я выздоровела. Я стала сильнее. Я очень старалась, но эта вещь все еще преследовала меня. Может быть, это было настоящей причиной того, что Уиллоу преследовала меня? Она уже не так часто бывала рядом со мной, но я все еще ощущала ее близость. И я всегда знала – она хочет, чтобы я сказала правду. Но это пугало меня.

В такие времена я буквально теряла голос. Словно я страшно боялась сказать это, потому что мне было слишком стыдно.

– Маккензи? – Наоми подъехала на кресле поближе ко мне. – Что с тобой происходит? Она положила ладонь на мою руку. – Ты вся дрожишь.