Светлый фон

Ну почему он не родился в семье простых людей, вроде Россов? Пусть с землей, с состоянием (он слыхал, что у Россов денег хватает), но вовсе не знатных – безмятежно счастливых жителей зеленого королевства, где Торн частенько искал утешения, сбежав из мрачного мира родителей.

Что ж, в следующий раз, когда им с Каллумом удастся ускользнуть, Торн расскажет ему, что сегодня ночью стал мужчиной! Расскажешь, что сделал с настоящей живой женщиной все то, о чем они фантазировали долгими летними вечерами – и еще многое, многое другое!

Порой он чувствовал, что почти ненавидел Каллума. Ненавидел, потому что завидовал. Ведь при таком отце – ворчливом, но добром и справедливом, Каллум мог сколько угодно носиться по горам и болтать все, что только в голову взбредет.

Сам же Торн на восьмом году жизни – после смерти дяди с материнской стороны – сделался графом и наследником рода Сент-Джеймсов. Замок Инверторн, что на севере, принадлежал ему, хотя управлял им отец – как его опекун.

Но титул для Торна ничего не значил. Куда важнее было то, что он сообразителен, умеет красиво говорить, – а значит, завтра опишет ночь с Тессой Макграт в таких красочных подробностях, что у Каллума от зависти глаза на лоб полезут!

Мог ли он знать, что и об этой ночи, и обо всем, что за ней последовало, решится рассказать Каллуму лишь много лет спустя?

Торн больше не думал о будущем: вид соблазнительной нагой женщины, распростертой перед ним на постели, захватил все его чувства.

Но в следующий миг лэрд достал кнут – свой любимый, – и радостное возбуждение Торна опало и съежилось, как съеживается мелкий зверек, почуяв запах хищника.

Кнут Хеймиша – излюбленное его орудие, несущее боль и ужас, – хранился в роду Маккензи со времен древнего Рима. Легенда гласила, что пикт, дальний предок Маккензи, вырвал этот кнут из рук легионера и забил его до смерти его же собственным кнутом.

Торн не знал, правда ли это, но хорошо знал и боль от «поцелуев» этого кнута, и долго незаживающие шрамы, что оставлял он на теле.

Отчаянное «нет!» сорвалось с его уст, когда лэрд занес кнут над спиной мурлыкавшей женщины. Она выгнулась, сладко ахнула в предвкушении… И два страшных удара обрушились на нее, вспарывая и раздирая безупречно гладкую кожу. А из груди женщины вырвались два пронзительных вопля.

Торн отшатнулся, когда отец перешел на их с Лиамом сторону кровати и протянул им свое ужасное орудие – рукоятью вперед.

– От каждого из вас – по два удара! – приказал отец.

– Она же умрет! – воскликнул Торн, не удержавшись.

Сейчас он ненавидел себя за то, как дрожал его голос, за то, что не мог сдержать дрожь, глядя на кровь, струившуюся по женской спине.