– Нет.

– Потому что тебе кажется, что так было всегда. Поначалу были просто каракули на каждом листке бумаги и выигранные конкурсы раскрасок в супермаркетах. Но после ухода мамы все изменилось. Вместо того чтобы развлекаться рисованием, оно стало твоим единственным занятием. Каким-то наваждением. Меня часто мучала бессонница, и, проходя мимо твоей комнаты посреди ночи, я заставал тебя сидящей, сгорбившись, за столом и рисующей. Это было твоим способом спрятаться от невзгод. В те времена я не всегда был приятным в общении, и ты отображала на бумаге все свои мысли и чувства.

Я молча жду, когда он продолжит, наблюдая, как готовятся яйца. Желтки поблескивают канареечно-желтым, а кусочки хлеба схватываются белками. Я практически вижу поднимающийся жар от сковороды, он деформирует воздух над ней.

– Тебе необходим Рэйзор. Необходим твой мир, где ты все контролируешь, где невозможно сказать лишнего или что-то испортить, потому что все там создано тобой. Герои там говорят то, что не можешь сказать ты. И им не важно, сделаешь ли ты что-то не так. Рэйзор от тебя не уйдет. Он твоя семья. – Папа делает паузу и потом продолжает: – Уверен, это пугает – хотеть кого-то так же сильно, как ты Оливера.

Я смотрю на него ничего не выражающим взглядом:

– Пап.

Он возвращает мне такой же взгляд, но его чуть мягче и более понимающий. Мудрый.

– Я не сомневаюсь, что все это подавляет и пугает. Уверен также, что страшит необходимость поделить свое внимание между этими двумя объектами любви. Ты не хочешь потерять ни один из них. И ни один не хочешь бросить, при том, что Рэйзора ты знаешь дольше. Оглянувшись на сковородку, я аккуратно переворачиваю хлеб и яйца. – Ты сделала глупость, а Оливер, вместо того чтобы оставаться сильным и непоколебимым, как скала, таким, к какому ты и привыкла, отошел в сторонку и дал тебе то, о чем ты просила. А на свидание пошел, чтобы убедить тебя в своей точке зрения. – Не оборачиваясь, я чувствую, как он наклоняется вперед, локтями опираясь на стойку. – Я верно оценил ситуацию?

Я поправляю яичницу краешком лопатки, не глядя на его, уверена, самодовольную улыбку до ушей. Мне неприятно, что этот разговор еще раз прошелся по ранам, оставшимся после ссоры с Оливером в баре.

– Да.

Папа встает и идет к шкафу взять тарелки.

– Но по крайней мере он сделал, о чем ты его просила, так что тебе нечему удивляться.

У меня вырывается недоверчивый смешок:

– Намекаешь, что я намеренно саботировала отношения с Оливером?

Папа качает головой.

– Я всего лишь говорю, что ты непростой человек. У тебя есть провальный опыт в отношениях, и независимо от твоего решения, будто он распространится на последующие, это не так. Я всегда беспокоился, что у тебя что-то вроде синдрома покинутости[52]. И отчасти я прав.