«Думала всю ночь. Не была уверена, стоит ли тебе доверять эти сведения. Но теперь, когда Уильямс мертв, мне не с кем поделиться информацией, а быть ее единственным носителем страшно. Брендон Гролш жив. Он звонил вчера, почти плакал. Я не имею понятия, где он и как связан с нашим делом, но он жив. Прости, что скрыла этот факт».

И словно этого было мало:

«…если Уильямс был прав насчет продажных копов, то я уверена, что Джонсон – такой коп. Ты, конечно, не захочешь в это верить, ведь он твой напарник, но все сходится. Прежде Джонсон работал в отделе по борьбе с наркотиками, знает многих ключевых людей. Он с самого начала пытался меня сделать подозреваемой, чтобы убрать с дороги».

Эту часть письма Гудман счел не слишком убедительной, но следующие строки его насторожили:

«Следи за Джонсоном, Лу. Мне кажется, он может быть опасным, и не только для меня, но и для тебя. Мне нужно на время затаиться. Я уезжаю, не ищи меня. Никки».

Куда и на какое время уехала Никки? Что задумала?

Гудман уже дважды пытался ей дозвониться, но телефон был отключен.

Лу не нравилось происходящее.

Поведение напарника с самого начала казалось ему странным, а отношение к Никки – предвзятым, но он видел в этом совсем иные причины, нежели Никки. На всякий случай Лу предпочел держать Джонсона под наблюдением.

Тот как раз вернулся из туалета, вытирая салфеткой руки, и протяжно проговорил:

– Ну и ну! Эти вчерашние крылышки – дьявольская штука. Я думал, скончаюсь в этой уборной!

Гудман отложил телефон и поморщился.

– Избавь меня от подробностей. Едем?

– И побыстрей. Кажется, эксперты что-то нашли. У этого сукина сына было столько врагов, что его мог пристрелить каждый третий в этом городе. Даже я был бы не прочь спустить курок!

И Джонсон расхохотался своей шутке.