За рекой Темзой в прибрежной части Лондона располагалось множество увеселительных заведений, подобных Медвежьему саду (посмотрите, как морщится танцующий Топтыгин на раскалённом металлическом листе! О, какое развлечение всего лишь за полпенни!), и театров того времени - таких, как популярный Глобус, который, несмотря на свое название, был скорее угловатым, чем круглым. Не слишком далеко от Глобуса находилась таверна «Русалка», владельцем которой был шеф-повар Le Cordon Bleu по имени месье Бутагон - храбрец, вынужденный бежать из Парижа и Бастилии за то, что швырнул пирог с угрем в аристократическую голову маркиза де ла Тур Витесса за то, что тот публично высказал нелестные замечания по поводу трюфелей месье Бутагона в сокровенном заливном. Потеря Франции стала выгодой Лондона, и здесь, в этой приятной забегаловке и питейном заведении, холодным вечером в конце марта, можно было увидеть человека, сидящего за столом в дальнем углу зала с кружкой мягкого эля у его локтя, пока он ел со свежеиспеченным четвертинным хлебом с оловянного блюда, заваленного редким ростбифом с маринованной свеклой и луком.

Мужчина казался преуспевающим торговцем средних лет, с каштановыми волосами, спадающими с широкого лба, с орлиным носом, выступающим над маленькими, аккуратно подстриженными усиками, несколько впалыми щеками и глубоко посаженными пронзительными голубыми глазами, которые то и дело устремлялись вдаль, как это случается у бывалых моряков. Отодвинув блюдо, с которого он съел менее трети его содержимого, мужчина задержался на своем эле, когда его взгляд был пойман легкой мальчишеской фигурой, блуждающей вокруг да около, и задумчиво оглядывающей уставленные едой столы - юный оборванец, босой до гладких округлых бедер; с маленькими ступнями патриция, узкими и приятной формы; так же, как и другие его конечности - предплечья и руки приятной симметрии. Единственным одеянием, которое он, казалось, носил, был потрепанный и поношенный костюм Иосифа[8], состоящий из многоцветных лоскутов, перекрывавших прорехи или разрывы в грубой ткани, через которые случались дразнящие проблески розового соска или лютиковой впадинки крошечного пупка. Невозможно было определить, прекрасно ли лицо у паренька или уродливо, ибо его волосы и все остальное было настолько покрыто грязью, жиром, сажей и чем-то еще, так что он мог оказаться как нищим, так принцем в запыленной маскировке. И этот мальчика остановился перед столом мужчины, облизываясь и не сводя глаз с по-прежнему наполненного блюда.