— А кто финансировал постановку здесь? — поинтересовалась я.

— Сначала — никто. Актеры работали бесплатно, причем репетировали в самое неудобное время, когда сцена и репетиционный зал не заняты чем-то другим. А потом Малин получила грант Северного музея. В Швеции множество различных фондов, и, если ты талантлив, есть надежда, что тебя заметят.

Из небольшого фойе, где продавались буклеты, посвященные спектаклю, мы прошли прямо в зрительный зал, оформленный современно и просто. Здесь не было бархатных кресел и нарядных люстр, и одежда зрителей — от школьников до пожилых супружеских пар — была, под стать интерьеру, демократичной. Мы сели на свои места, я развернула буклет. Мое внимание привлекло изображение старинного парусного корабля, украшенного множеством резных деревянных фигур.

— Что это за корабль? — спросила я.

— Это “Васа”, — ответила Соня. — Он был построен в семнадцатом веке и назван в честь родоначальника шведской королевской династии, Густава Васы. У этого корабля необычная судьба! “Васа” провел в море не больше часа, затонул и триста лет находился на дне морском. Соленая вода его законсервировала, поэтому он хорошо сохранился. В шестидесятые годы его подняли, а в начале девяностых поместили в специальный музей на острове Дьюргерден. Тебе надо обязательно побывать там.

— Но какое отношение этот корабль имеет к спектаклю? — удивилась я. — Ты же говорила, что балет поставлен на темы древнескандинавского эпоса.

— Это изображение надо воспринимать как эпиграф к спектаклю, — загадочно пояснила Соня. — Эпиграф, который напоминает нам о связи времен. О том, как прошлое влияет на нашу сегодняшнюю жизнь. О силе древних предсказаний… Я ведь предупреждала, — добавила она, с улыбкой посмотрев на меня, — что у Малин мистическое восприятие действительности.

После третьего звонка свет погас. Меня удивило, что все места в зале оказались занятыми, несколько человек даже стояло у стены. Потом открылся занавес, и…

Странные движения танцовщиков в сумраке сцены не были похожи ни на модерн, ни на какой-либо другой известный мне танцевальный стиль. К тому же они не сопровождались музыкой, а лишь — шелестом листвы, криками животных, шумом морских волн… Устав удивляться, я вглядывалась в таинственные декорации, в сосредоточенные лица актеров. Каким-то необъяснимым образом действие постепенно увлекало меня.

…А потом появился этот тоненький юноша, почти мальчик. Пригибаясь к сцене, он словно бы крался по ней, приближаясь к центральной декорации, изображавшей мощное дерево. Руки танцора, обтянутые полупрозрачной тканью, время от времени резко взмывали вверх, как зловещие побеги какого-то растения. Наконец, изломанная в невероятной пластике фигура достигла ствола дерева, припав к нему руками-побегами, и в этот момент под полом зрительного зала раздался таинственный гул. Я почувствовала, что меня охватывает настоящий ужас…