Я киваю, благодарная за то, что он меня слушал и не выбрал что-нибудь более новое. Мы так и не нашли времени, чтобы на выходные отправиться в Лондон на это шоу, а купить билеты на их гастрольные спектакли практически невозможно. Я пару лет назад пыталась попасть на «Злую», но безуспешно. И теперь рада, потому что увижу это на Бродвее! Я смеюсь от восторга и падаю в объятия Фредди.

– Ты мой самый любимый человек во всем мире! – сообщаю я ему.

Музыкальные представления не слишком интересуют его, и я отлично это знаю, но он хотел доставить удовольствие мне…

– Самый любимый муж, – поправляет он меня.

– И это тоже, – соглашаюсь я, прижимаясь лицом к его шее и глубоко вдыхая.

От него пахнет дорогими туалетными принадлежностями отеля, а еще радостью и Нью-Йорком. Да, Нью-Йорком.

Ванная комната тоже представляет собой нечто невероятное. Везде, куда ни посмотри, мрамор – от пола до потолка. Я купаюсь в ванной от «Булгари», потом оборачиваюсь в пушистый белый халат, надеваю белые тапочки и чувствую себя так, словно попала в какой-то кинофильм. Чуть позже мы должны спуститься выпить чая и шампанского. Неужели это правда? Наш медовый месяц включил в себя все, чего только я могла пожелать. Фредди буквально вывернулся наизнанку, чтобы сделать первые дни нашего брака как можно более запоминающимися.

Когда я выхожу из ванной, то ожидаю увидеть Фредди еще в постели, но это не так. Замечаю его на террасе, в халате. Подхожу ближе, вижу, что он говорит по телефону. Слов не слышу, но оживленный язык тела и то, как Фредди расхаживает, подсказывают: это по работе. Я слегка раздражаюсь, но не удивляюсь. Винс, скорее всего, даже не думает о том, что у нас медовый месяц. Знаю, Фредди мог бы и не отвечать на звонок, но никогда так не поступит, и я уверена: Винс прекрасно это понимает.

Расчесываю влажные волосы, когда Фредди наконец возвращается в номер, и ловлю его взгляд в зеркале, надеясь, что ему не испортили настроение.

– Все в порядке?

Он падает в кресло и запускает пальцы в волосы:

– Нет.

Я кладу расческу на туалетный столик и разворачиваюсь на вертящемся табурете лицом к нему:

– И что случилось?

Мне, вообще-то, не слишком хочется говорить о его работе, но ясно, что ему необходимо успокоиться после этого звонка, выбросить из головы ненужное и вернуться к настроению медового месяца.

– Детка…

Что-то в его тоне предупреждает меня о надвигающейся грозе. Он обычно не называет меня деткой, знает, что мне это не слишком нравится. Я молчу, а он взволнованно потирает ладонями щеки, что на него не похоже.