Ради кого и, уж тем более, ради чего, скажите на милость, стоило лгать, притворяться, изображая глубокую скорбь, которой не было?
Единственно — ради стариков, родителей Антона. Однако ж им — воистину — было не до меня. Горе свалилось вдруг и так прибило несчастных к земле, что оба, похоже, видели теперь только ее — землю. И хищную пасть свежевырытой могилы. И гроб — свинцовую коробку, обшитую дорогим палисандровым деревом, с бронзовыми ручками и замысловатыми виньетками.
Похороны — по классу «люкс». VIP-погребение. Прости, Господи, мою грешную душу!
Но, право слово, не я же придумала все эти мерзости. Друзья и близкие покойного.
Не я — восторгалась обилием именитых персон у гроба и местом на Ваганьково, которое, несмотря ни на что, удалось заполучить.
Не я — с дотошностью исполнительного бухгалтера подсчитывала, во что обойдется мероприятие.
Не я — наконец — со скрежетом зубовным отмечала возмутительное спокойствие вдовы. Новый — черный, с крепом — костюм от Chanel, спешно доставленный из Парижа, прямиком с rue Cambon[1]. Широкополую шляпу с вуалью.
К слову, шляпку за два дня соорудила мастерица из Питера, стремительно вошедшая в моду шляпница. Очень, кстати, своевременно явилась свету эта умелица. Наши долго держались, не принимая «шляпных» традиций — теперь, однако, сдают позиции. В моду входят конные состязания, того и гляди доскачем на легкой рыси до турниров по поло. Куда уж теперь без дюжины шляпок? Опять же — похороны! Траурная шляпа с вуалью — вполне comme il faut[2].
А еще на моих руках тугие ажурные перчатки, разумеется, черные. Но кольца надеты поверх. Знаю! Это так же не прижилось пока, как шляпы. Тем лучше. На безымянном пальце, под тонким обручальным кольцом от Tiffani, скромный дар усопшего — семь чистейших каратов от Cartier.
Парижская юбка слегка прикрывает колени. В результате, пожалуй, немного вызывающе.
Но — Боже правый! — зачем так подробно о том, что надето и обуто?
А вот зачем.
Я знаю точно: десятки глаз, не отвлекаясь на мелочи погребения, рассматривают теперь исключительно меня.
В упор.
Беззастенчиво.
Их обладатели уверены: я не обернусь — и потому спокойны. В обратном случае они смотрели бы исподволь, опасливо. Потому что знают: иногда я бываю не слишком приятной в общении. Могу, к примеру, задать неудобный вопрос.
Однако ж не теперь. Потому — буравят взглядами.
И вслед за ними — но в отличие от них — я совершенно сознательно отвлекаюсь от того, что происходит сейчас.
И мысленно отвечаю на вопросы тех, кто смотрит пристально.
На меня.