– Папа, пожалуйста, – отчаянно хриплю я. – Я не могу дышать.

Он с огромной неохотой ставит меня на ноги и отпускает. Я моргаю, и меня уже опять обнимают – не так жестоко, как до этого, но так же эмоционально.

– Ты не представляешь, как сильно мы переживали, – хрипло говорит Хантер.

Папа издает гортанный звук, мрачно кивая в знак согласия.

– Я не понимаю, – медленно говорю я. – Почему ты здесь?

– Кто-то сфоткал тебя на крыше, и куча людей пишет об этом в «Твиттере», – объясняет Хантер.

– Нет, не ты. – Я смотрю на отца. – Почему ты здесь? Почему ты не в Бостоне?

– Я приехал, чтобы…

Он замолкает, и Хантер заканчивает за него:

– Чтобы увидеться с тобой.

Папа криво улыбается.

– Нет, парень, мне не надо, чтобы ты прикрывал мою задницу. – Он пожимает плечами. – Я приехал, чтобы сказать ему перестать с тобой видеться.

– Папа. – У меня падает челюсть.

– Я знаю, солнышко. Прости. Просто я… – Он проводит рукой по лысой голове. – Ты моя малышка. Тебе только что разбили сердце, и я не хотел, чтобы это случилось снова. Нико ранил тебя, а потом я увидел, с кем ты начала встречаться сразу после него. – Он показывает головой на Хантера. – С богатеньким мальчиком, преуспевающим спортсменом. По моему опыту, такие ни одной юбки не пропустят. Поэтому мне показалось, что это рецепт для еще одного разбитого сердца, – ворчит он, – и я не хотел, чтобы это с тобой произошло.

– Уверена, что у тебя были самые лучшие намерения, но Хантер не такой. И, как я уже тебе говорила, мы теперь вместе, и тебе просто придется с этим смириться. Ты можешь либо создать из этого кучу проблем, либо принять его как моего нового парня. И да, он богатенький хоккеист, но… гребаный мой бог!

– Деми, язык.

Я расстроенно перевожу взгляд на Хантера и впервые за пять минут понимаю, что на нем нижняя часть хоккейной экипировки.