Иван Луков и женщина, которая провела последние одиннадцать лет, тренируя его.

Один, с которым я не могла разговаривать без препирательств, и вторая, которая за эти одиннадцать лет не сказала мне, возможно, и двадцати слов.

Что, черт побери, происходит? – забеспокоилась я, прежде чем остановить взгляд на женщине, пытаясь понять, правильно ли я прочитала записку, приклеенную к моему шкафчику. Я не… неужели? Я не спешила. Я прочитала ее дважды. Обычно я уже не искажаю смысл написанного.

– Я искала Джорджину, – объяснила я, пытаясь не обращать внимания на смущение из-за того, что неправильно прочитала слова на стикере. Я терпеть не могла путаницу. Терпеть не могла. Еще хуже, черт побери, было напортачить у них на глазах. – Вы не знаете, где она? – выдавила я, все еще думая о записке.

Женщина слегка улыбнулась, но не так, как если бы я прервала какой-то важный разговор, и даже не совсем как человеку, которого она много лет игнорировала, и это мгновенно вывело меня из себя. Раньше она никогда мне не улыбалась. На самом деле мне казалось, что я даже видела ее когда-либо улыбающейся.

– Заходи, – сказала она, по-прежнему улыбаясь. – Это я оставила записку на твоем шкафчике, а не Джорджина.

Позже я испытаю облегчение от того, что правильно поняла ее слова, но в тот момент я была слишком занята тем, что гадала, какого черта я стою там и почему она послала мне записку… И почему, к дьяволу, Иван сидит здесь и ничего не говорит.

Пока я размышляла, губы женщины еще шире растянулись в улыбке, словно она пыталась успокоить меня, но на меня это произвело обратное действие.

– Садись, Джесмин, – сказала она таким тоном, который напомнил мне о том, что она на протяжении двух чемпионатов мира тренировала сидевшего слева от меня идиота. Проблема была в том, что она не была моим тренером, а я не люблю, когда другие указывают мне, что делать, даже если они имеют на это право. Кроме того, она также никогда не была слишком любезна со мной. Она была не груба, но и не добра.

То есть я поняла. Что, впрочем, не означало, что я намеревалась забыть об этом.

В течение двух лет я принимала участие в тех же соревнованиях, что и Иван. Я соперничала с ним, и он тоже. Желать победить того, с кем ты не находишься в дружеских отношениях, проще. Но это не объясняло того, что было в предыдущие годы, когда я каталась одна и мне нечего было делить с ним. Когда она могла бы быть дружелюбной по отношению ко мне… но этого не случилось. Не то чтобы я хотела тренироваться у нее или нуждалась в ней, но все-таки.