– Что? – спросила я его, не менявшего выражения лица.

Он, кажется, не удивился тому, что его застукали, и в этом был весь Иван, он не говорил ерунды и не лгал.

– Кто же твой любимец? – медленно выговаривая слова, спросил он, внимательно глядя на меня светло-голубыми глазами.

Бросив взгляд на младенца на моих руках, я улыбнулась, опустив глаза на крохотное личико.

– Оба эти малыша.

Иван так резко сглотнул, что я заметила это, я также я заметила, как грубо звучал его голос, когда он бросил мне следующий вопрос:

– И все-таки, среди твоих родственников, Фрикаделька. Кто твой любимец среди твоих ближайших родственников?

Мне не надо было даже задумываться об этом. Ни на секунду. Никогда. Я была абсолютно уверена, что мне нет нужды смотреть на него, когда ответила:

– Все они.

Когда он в ответ повторил мои слова, в его голосе не было недоверия:

– Все они?

Поцеловав малышку в лоб, я сказала:

– Да. Все они. У меня нет любимца.

Он помолчал. Потом спросил:

– Почему?

Я почувствовала такую резкую боль в груди, что задохнулась.

Почти задохнулась.

Однако было больно. Совсем немного. Но достаточно. Было больно. Неважно, насколько редко это происходило, ощущение было все тем же.

Поэтому я, безусловно, не стала смотреть на мужчину, с которым провела почти целый день, с которым проводила каждый день, ответив:

– Потому что я люблю их всех одинаково.