Но потом Иван пошевелился. Он повернулся лицом ко мне, встав напротив меня, вынудив меня запрокинуть голову назад так, чтобы я могла смотреть ему в глаза. Медленно, не торопясь, он наклонил свой лоб к моему.

– Ты жалеешь о том, что случилось?

Я посмотрела прямо в эти светло-голубые глаза и сказала:

– Это самое лучшее, что могло случиться со мной.

– Со мной тоже, Джес.

И то… то, что, как я знала, было любовью, забурлило во мне, и я понимала, что это дурацкая идея. Я понимала, что мне нужно было молчать к чертовой матери. Но, когда я посмотрела в эти прекрасные глаза и взялась за руку, которая столько раз поддерживала меня, я напомнила себе о том, что я не принадлежу никому.

Даже самой себе.

– Ваня, – заговорила я, почему-то совсем не нервничая, хотя он стоял так близко ко мне, что я ощущала его дыхание на своих губах. – Я ничего не ждала от тебя, и я не хочу, чтобы это показалось мистикой, но я хочу, чтобы ты знал…

Его «замолчи» застало меня врасплох.

Я в упор посмотрела на него:

– Не затыкай мне рот. Я хочу тебе кое-что рассказать.

Внезапно он опустил наши руки, улыбнулся и отошел на шаг:

– У меня есть для тебя кое-что.

– Ты принес мне цветы? – спросила я.

Он покачал головой, кладя их на стол рядом со мной:

– Нет, они от Карины.

Я улыбнулась при мысли о том, что подруга посылает мне цветы. Надо будет послать ей потом эмэмэс и поблагодарить.

– Я действительно кое-что приобрел для тебя, и еще один человек что-то посылает тебе.

Я лишь прищурилась:

– Кто?