Я знала это. Ожидала с тех пор, как получила эсэмэску от Натана. Но в его устах это стало ударом.

– Не расстраивайтесь. – Я старалась говорить спокойно. – Все в порядке. Прыгнем в другой раз.

– Мне очень жаль. Я знаю, вы так ждали этого путешествия!

– Тсс! – Я положила ладонь ему на лоб и пригладила волосы. – Это неважно. Правда. Главное, чтобы вы поправились.

Он закрыл глаза, чуть поморщившись. Я знала, о чем говорят морщины вокруг его глаз, смиренное выражение лица. Они говорили, что другого раза может и не быть. Они говорили: Уилл считает, что никогда не поправится.

На обратном пути из больницы я заглянула в Гранта-хаус. Отец Уилла впустил меня в дом. Он выглядел почти таким же усталым, как миссис Трейнор. В руках он держал потертый дождевик, как будто собирался на улицу. Я сообщила ему, что миссис Трейнор снова заступила на вахту и, хотя антибиотики, похоже, неплохо справляются, просила предупредить, что проведет в больнице еще одну ночь. Не знаю, почему она не могла сказать ему сама. Возможно, у нее было слишком много забот.

– Как он выглядит?

– Сегодня утром чуть лучше, – ответила я. – Он попил, когда я была в больнице. Да, и сказал что-то грубое об одной из сестер.

– Невыносим, как и прежде.

– Ага, невыносим, как и прежде.

Мистер Трейнор на мгновение сжал губы, и глаза его заблестели. Он посмотрел в окно, затем снова на меня. Не знаю, хотел ли он, чтобы я отвернулась.

– Третий приступ. За два года.

До меня дошло не сразу.

– Пневмонии?

– Ужасная штука, – кивнул мистер Трейнор. – Он смелый мальчик под своим фанфаронством. – Он сглотнул и снова кивнул, как бы сам себе. – Хорошо, что вы это видите, Луиза.

Я не знала, что делать. Я протянула руку и коснулась его плеча:

– Вижу.

Мистер Трейнор едва заметно кивнул и снял с крючка свою панаму. Пробормотав не то «спасибо», не то «до свидания», он протиснулся мимо и вышел.

Без Уилла флигель казался странно тихим. Я поняла, насколько привыкла к далекому гулу моторизованного кресла, разъезжающего взад и вперед, приглушенным разговорам с Натаном в соседней комнате, тихому бормотанию радио. Теперь флигель замер, и я словно очутилась в вакууме.