Бах!

Бах!

Обед длился два часа и окончился поеданием тирамису, которое приготовила бабушка Стелла. Потом мы переместились в гостиную и расселись у горящего камина. Разговоры, вино и бренди потекли рекой. Не знаю, было ли дело в жаре, исходившем от огня, или в выпивке, но мое лицо горело все сильнее и сильнее; наконец я сказала остальным, что выйду подышать свежим воздухом. Я заметила, что Бекетта нигде не было видно. Равно как и моего папы.

Я поднялась в гостевую комнату и вышла на балкончик, с которого открывался вид на улицу.

Зимний воздух приятно холодил щеки и помогал выбраться из пищевой комы. Через пару минут стеклянная дверь за моей спиной отъехала в сторону и на балкончик зашел Бекетт.

– Привет, – сказал он, обнимая меня со спины.

– И тебе привет. Здесь так красиво, правда?

На улице было тихо. Из окон домов напротив лился теплый желтый свет, и на фасаде каждого мерцала разноцветная гирлянда. Небо над нашими головами казалось черным и было слегка подсвечено звездами.

– Правда, – согласился Бекетт. – И ты безумно красивая.

Он повернул меня лицом к себе и поцеловал.

– Мы с твоим папой только что отлично поболтали, – сказал он.

– А я думала, куда вы пропали, – произнесла я. – А о чем говорили? Дай угадаю – об американском футболе.

Он пожал плечами, глядя куда-то за мое плечо.

– О том и о сем. О всяком. О жизни. О будущем.

Я прищурилась, всматриваясь в его лицо.

– У тебя какой-то странный вид.

– Какой вид? – Он, как обычно, говорил с иронией, но в его тоне звучали нотки волнения.

– Как будто ты скрываешь какой-то секрет.

– Я как открытая книга. Спрашивай у меня все, что хочешь.

– Ты можешь об этом пожалеть, Гудвин, – предостерегла его я. – С чего бы мне начать?